Ориентир

защиты от зверя, владеющего судьбами таких людей, как мы. Что мы – я, Энджи, Марра, остальные – отдали взамен свободы? Ради жизни под крышей, с горячей водой и пищей

остью нашей стала бездумная покорность течению, повиновение рабовладе

и неприкосновенном тайнике, искру надежды на

ит г

та немолодая азиатка по имени Миока кому-то там возражала п

ответил я одной и

ке, словно мишку Тэдди. – Хау олд а ю? – спросила Миоко с удовольств

доровенном экране в комнате. Пренебрежительно свистнув, Миоко вдруг изменилась в лице. Её узенькие, лукавые, подведённые ярко-фиолетовым, глаза улыбнулись, на белые щёки, покрытые толстым слоем пудры, наползли морщинки. В сте

зднего ужина. У водителя по имени Чак это получалось редко. Тогда же привезли и индуса, того, длинного, с подтёк

л листья на высоком дереве, и они чуть слышно трепетали. Но затем он усилился и дерево, сгибаясь под порывами, надсадно скрип

сказанное, попробовал её осмыслить. Читая, заново и медленно, я ощутил прилив той самой энергии Энджи... Гигантская душа Энджи внедрялась в

ым, но старательным, с аккуратными р

получится мне предупредить стражей. НЕ ПРЕДПРИНИМАЙ НИЧЕГО, даже если будут угрожать неизвестно чем! Ты – малолетка! Довольно миленький, с красивой мордашкой и попкой, поэтому вряд ли тебя убьют! Падай на колени, моли о пощ

иво. Приводились адреса частных ночлежек и мест, где выдавали шмотьё

не близкая. Добираться на другой конец США пешим ходом решится лишь безумец. И что за бронь? Кто помог Энджи? Может, др

сил я шёпотом, вздохнув. – Мне

ов, и каждый раз она знала, что я смотрел на неё и любил искренно. Смутные видения, как тени, проплывали вокруг и приносили душевное удовольствие. Со вздохом облегчения погрузился, наконец, я в поток этих сладостных мимолётных ощущений. Кто-то медленно прилёг на матрас, коснулся грубыми пальцами моего живота. Пощекотав, провёл по бедру, через плавки пощипал

закричал я в

мигом убежал, тоже испугав

левизор (с тех пор как я прибыл, ни разу его не смотрел), на первой попавшейся программе, увидел дымящийся дом. Скорее всего, их было несколько, соединённых каменными коридорами. И каждая постройка испускала свинцово-серые огромные клуб

прямо из сети – век бы его н

тэ ми! – громк

анного за тёмными очками, я не видел раньше, потому рав

а!», – забилась мысль в моей голове. – «Нет

к», картошки фри, порцию нагетсов и кока-кол

– подмигнул он

, вдруг поперхнулся любимым напитком, а потом скрутило живот от волнения. Отчасти об ЭТОМ заикался водитель,

деревянными и металлическими лестницами. В этих контейнерах-домах – железных коробках, будках – жили люди. Они сушили бельё на верёвках, протянутых от одного контейнера к другому, сидели на бочках, на ящиках, на

бой! – пос

ые к чужому горю! А пару часов назад манил ещё свободой большой город, крыши и стены которого темнели в лучах солнца. Стоп! В этом жарком и тес

ает с меня ручьями. Ветерок, каким-то чудом проникавший в мой закут, приносил снаружи запахи мочи и гниющих пищевых отходов. Я не кричал, хотя всё существо моё рвалось на волю, предчувствуя приход палачей. Всп

хотничий тесак, каким снимают шкуры. Я задыхался от рыданий, молил о пощаде, падал на колени. Тот, второй, негр-мордоворот, допытывался с гневным

девался один, а второй только наблюдал, а потом они о чём-то спорили. После отчаянных, но неудачных попыток вырваться, у меня

то воссоединюсь с Энджи в этой жизни и

С ощущением холодных мурашек, страстно напряг

мучителей: вот-вот «живодёры» уйд

ором активизировали мозговую деятельность. Понятное дело, что записки Энджи не найдут. Но что, если и полиция не подоспеет вовремя? Изрежут, изрубят тесаком и зароют на заднем дворе! Мо

о им нечего было терять. Кака

*

ровала облаву на «Самого»? ФСБ, обложившая трущобы мистера Филди

нырнув в прежнюю жизнь. Меня вела блаженная уверенность, разлитая в дивной полутьме рабочих улиц пригорода. Я доберусь в тот Город Ангелов, найду указанное место и увижу подругу. С беспечностью уезжающего я отправлял последнее «прощай» этим высоким и низким домам, махал рукой пёстрым магазинам и улыбался не простым с виду бездомным. Эти «стрит файтеры» – «уличные бойцы» отличались

очных, в закутках. Обращались не просто так, а проверить: они смутно чувствовали во мне бунтарскую душу, каким-то ше

кому невнимательно относился, уходит и не возвращается. А потом остаются лишь воспоминания. Поэтому,

праведливой неправильной вычурности, от желания подчиняться канонам, от стремления быть как многие. Обитатели картонных убежищ, в основном негры или «лат

какая беспросветность нищеты, не мешали мне увидеть их веру в лучшее будущее в этих болезненно-прекрасных картинах – в домах, созданных с помощью воображения и случайных находок. Несмотря на безрадостность быта, они мечтали, как и я, вырваться в один прекрасный мом

ех, приютивших меня. «Вандефул кэ-туун!», – негр оживился, его большие выпуклые глаз

адовался, что вспомнил об этом не в апартаментах рабов, а именно здесь, рядом со

рассыпалось роем золотых искорок-звёзд. По фанерным стенам, украшенным находками со свалок, скользили причудливые силуэты. И хоть луна вечным скорбящим ликом

поймал этакий вот повелительный взгляд «даба», чёрного как смола, наряженного в тряпьё. Они сразу требовали повиновения. Первое впечатление о добродушном хозяине нередко было обманчиво. Стоило им приютить меня, как некоторые разражались ядовитыми упрёками, смысл которых я понимал частично. Ими – конечно, не всеми – руководили корыстные соображения. Одиночество и за годы накопившийся гнев всё-таки давали бреш

юдьми было действительно интересно: они могли объяснить что угодно, не зная никакого языка, кроме родного. Они являлись какими-то особенными «учёными дервишами», пророками и шаманами своего бедствующего сословия. Карты городов и посёлков,

х ножей, только кулаки. Впрочем, у каждой банды – свои правила и многие стремились скорее одолеть противника. Победителю доставалась территория и вольности-богатства, связ

то не спрашивал, ибо я, слабый парень). Первый заявил на меня права до восхода солнца, а второй – п