ЕЙ СНИЛСЯ СОН

С

ень. Дожди

тучи лицо

ак ты о се

ные – серд

л я руки

л их жарки

и отзвучал

ихся наших

, но путь м

инципы, че

ится: был я

ым, поклади

алься, гля

сердце тво

етишь того,

нужным и бу

ит холода

и заунывно

дные – эт

ительно, сер

апит

нилс

лестнице не было: непонятно, откуда лился ровный голубоватый свет, похожий на тот, что разливается по миру осенним пасмурным утром. Такое освещение не раздражало глаза, но и не радовало. Казалось, оно окутывает тело, одевает его предутренним туман

и в груди, измученной долгими днями терзаний. Она не понимала, хорошо ей от этого или плохо. Она не понимала, сколько времени провела тут. Она начала забывать, почему и зачем переставляла ноги, поднимаясь все выше и выше по ступеням. Ее не волновал даже вопрос, куда ведут эти ступени

, что, во-первых, это потребует колоссальных усилий, а во-вторых – что Она услышит ужасающий скрип, разрывающий слух. Однако дверь поддалась удивительно легко, открылась совершенно бесшумно, словно приглашая ее в

лась приоткрыть глаза, осторожно посмотрела через сеть полусомкнутых ресниц. Помещение оказалось довольно просторной комнатой, освещенной все таким же спокойным голубоватым светом. Только туман, пожалуй, клубился там чуть сильнее, образуя нечто,

оказалось, полный круг, Она не обнаружила двери, в которую вошла. А в центре тем временем, в самом сердце клубящегося тумана

анящему, Она все отчетливей слышала нежный голосок, то смеявшийся заливисто, то ле

го, в крохотной колыбельке, спала девочка и улыбалась во сне ангельской улыбкой, как это делают только младенцы. Она подошла ближе и ск

ительных эмоций. Однако эта малышка была особенной. Было в ней нечто настолько родное, что Она готова была смотреть на нее д

ечно, ждет ее, желает ее пришествия в этот мир, в ее жизнь. Девочка протянула к ней ручки, и Она почувствовала, что обязательно должна взять ее, прижать к груди. Но едва ее пальцы коснулись пальчиков девочки, как свет, лившийся от колыбели, вспыхнул ярче, окутал младенца, словно заключив его в сияющую сферу. Сфера, пульсируя, начала подниматься над колыбелью. Медленно и осторожно, нежно покачиваясь и искрясь, все выш

что непременно ее дождется. Она дождется, Она узнает ее, потому что любит всей душой уже сейчас. Этот взмах моментально успокоил ее. В груди затеплилась

о был

и начала собираться в институт. Немного подумав, поставила пластинку битлов – для настроения. В конце концов, все было не так уж и

чались, общались... Да, теперь Он был несколько более сдержан с нею и замкнут, часто молчалив и задумчив. Это мучило ее, заставля

ил ее рассмеяться: почему бы и нет?! Схватив приготовленные накануне вещи, она комом засунула их в шкаф и достала из шифоньера белое легкое платьице с длинным рукавом. Глядя в зеркало, чуть-чуть подкрасила ресницы, встряхнула распущенными волосами и улыбнулась своему отражению. Сунула ноги в туфельки, схватила сумочку и выскочил

е желала искать этому объяснения, предпочтя просто отдаться на волю этой внез

ми рассказывали о том, как будет организован учебный процесс, и диктовали длиннющие списки учебной и художественной литера

от приблизительно этим же путем Она шла в тот день, когда встретила его на Перекрестке. Солнце плескалось в окнах домов. Деревья нежились под его лучами, едва шевеля листвой. Д

нуться, как это случалось с ними несколько раз. Мысленно сосчитав до трех, Она побежала справа. Но, обойдя дом, на всякий случай заглянула на другую его сторону. Никого. Вздохнув с облегчением, пошла дальше, уже не торопясь. До заветной цели оставалось всего ничего. Сейчас Она придет и постучит в дверь подсобки, и Он откроет и улыбнется

ерь. Тишина. Говорят, надежда умирает последней. Видимо, поэтому плюгавенький червячок, придавленный огромным камнем ее печали, все-таки слабенько пискнул откуда-то изнутри: «Погоди! Может, Он еще просто не приехал из универа? Может, Он тоже общается с д

ь лилией на серой воде. Потом попыталась устроиться на полуразрушенном каменном заборчике рядом с подсобкой. Сидела, как птичка, поджав ноги. До

вуя, как вытекают из нее надежды, как выдуваются безжалостно остатки счастья. Шла, словно погруженная в серую вату сомнения и тоски. Нет, Она не поедет к нему. Если бы Он хотел ее видеть, то приеха

ветло, поэтому электричество не выдавало присутствия людей дома. С ужасным грохотом захлопнулась за ее спиной дверь подъезда. Ужасно долго ждала Она лифта и ужасно долго ехала в нем на восьмой этаж. Стояла у двери, не решаясь протянуть руку и позвонить, готовая заплакать, развернуться и убежать прочь. Домой? Нет, только не домой! Нажим

ты это

крикнула, не сказала, не прошептала, просто молча вошла за ним в квартиру. Он стоял,

дешь

Бу

жал ее пальцы. Это прикосновение, такое желанное и такое пугающее теперь, прорвало плотину ее самообладания, и плач вырвался наружу. Он вскочил, опустился рядом с ней на колени и уткнулся лицом в подол ее платья. Ей безумно хотелось погладить его по волосам, но Она не знала, можно ли. Он посмотрел на нее, и Она увидела, что его лицо тоже было влажным от слез. Поднялся, сжав ее руки в своих, притянул к себе и крепко обнял. Потом сел на ее место и усадил ее к себе на колени. Так сидели, молча, обнявшись, бог знает, сколько времени, и тишина пеленала их. Он слегка отстранился, поглядел на не

о только

шкам деревьев то и дело пробегал вечерний ветерок. Сделав пару кругов по двору, Она вернулась к подсобке. Снова стояла у двери. Потом снова сидела на корточках. Вдруг ей показалось, что внутри Она слышит какое-то движение. Невозможно! Вот ведь замок, и он откровенно заперт. Терзаемая сомнениями, Она робко постучала в д

Внутри что-то грохнуло. Похоже, упал стул. Послышались шаги и, как ни странно, дверь открылась. Его заспанное отекшее лицо свидетельст

друзьями. Сквозь сон слышал и шаги,

спросила Она, входя

не хоте

аясь со стула, чувствуя, как дрожат

ой паузы. Она точно знала, что Он врет, но постарала

У меня ведь

чал искать свои часы на столе с инстру

так с замком-

к, чтоб казалось, что заперто. Если сидеть внутри тихо, то

люхнулся на стул и

пробираться, а я

ебе п

бе это

буду волнова

, по

оту уже не было сил. Она стояла рядом, стараясь скрыть это неприятное зрелище от взглядов прохожих. Удивительно: Она с детства не переносила пьяных. Слишком ярко запечатлелся в памяти страх остаться одной на улице, если маму, возвращавшуюся с ней после каких-нибудь праздничных застолий, заберут в милицию. Этого, конечно, ни разу не случилось, но Она все равно боялась и цеплялась за нее, и старалась подпереть своим детским телом так, чтобы не было заметно нетвердой походки. Слишком горькими были воспоминания о торжествах, на которые к бабушке и дедушке собиралась вся большая семья и которые, как правило, заканчивались очередной ссор

задумчивости, захлопнув за собой дверь. Она в нереши

твуй. Че

рал с д

нку кипяченой воды и растворила в ней не

ку. Тихо пост

аствор марган

, из-за нее показалась рука, взяла банку и

ак прошел первый день после каникул. Она рассказывала, грустно ул

к Он тихо прошел

й, - сказала Маме,

тановившимся взглядом глядел в потолок.

ротивно? –

клонилась и поцеловала, - Мне пора домой

на нее, как ночь на уставший город. Он забыл? Он соврал? Он никого не хотел видеть. Он лежал и смотрел остановивш

ного спорить. Он стал чаще молчать, реже прикасаться к ней, начал избегать ее. Хотя от некоторых невольных свиданий отказаться было невозможно. В поэтическом клубе собирались единомышленники, общение с которыми было не только приятно, но и полезно в смысле творческого роста и сам

нравилась. И ему, - Она это точно знала, видела, чувствовала – тоже, но, как Он говорил, в тот момент не было другого выхода. Он пытался смириться, но выходило это плохо. Ей тяжело было видеть его безвольно опущенные плечи и потухший взгляд. Она сидела в зале, съежившись, сжавшись в комок, и с трудом сдерживала слезы. Ей хотелось чем-нибудь поддержать его, но чем можно поддержать человека, который своими руками, совершенно сознательно гробит то, чему посвятил последни

дома, идти куда-нибудь, неся с собою груз такого разрушительного негатива. В голове теснились настолько черные и тяжелые мысли, что даже слезы, все чаще наворачивавшиеся на глаза, не приносили никакого облегчения. Существовать без него, находясь с ним рядом, становилось все труднее. Она сама словно

о только