ЕЙ СНИЛСЯ СОН

АЛЬ

а крыльях,

роллейбусы,

глазея н

ома, площа

ал руки на

трел, как нар

овсюду, пе

ишив заголов

льт под ног

у было оч

ы к капеля

форы от ма

рыльях лет

же доносил

по флэтам

здах о

антику ведрам

ерь

«Рок-н-ролл

нилс

почти невесомая, она легко держала ее тело, обнимая, обволакивая влажной приятной прохладой. Она плыла, сп

ужилась в воде, как русалка. Иногда ложилась на спину и жадно дышала, дышала, дышала, хватая губами сладкий искрящийся воздух. Потом снова ныряла и любовалась мягкими пото

сь зажмуриться и закричать, но вместо этого Она молча смотрела широко раскрытыми глазами туда, где под толщей прозрачной воды, вместо изящно танцующих водорослей извивались и копошились змеи. Их шевелящиеся тела устилали дно пестрым ковром. Змеи сплета

ничто не могло успокоить. Страх гнал к берегу. Но чем ближе была спасительная твердь, тем ближе к ее телу был и шевелящийся ковер, поэтому ей совершенно не хотелось подниматься на ноги, и Она продолжала

ечего, пришлось идти, увязая ногами в скользких, то и дело обвивающих лодыжки телах, скалящихся и мерзко шипящих. По телу тек

тово и отпрянули. Она подняла глаза и увидела Его. Он спускался к ней, словно соткавшийся из синего неба, словно возникший из ярки

дошел к ней и обнял за плечи. Эта улыбка и это сияние прогнали страх

? – спр

онзали его, слепя и искрясь. Мягкий, невесомый воздух легко держал ее тело, обнимая, обволакивая сухой приятной прохладой. Они летели, спокойные беспечные и совершенно счастливые, с удовольств

о был

л буд

ие дни апреля, сияя солнцем и их влюбленными взглядами, в которых света было еще больше, чем в сумасшедших лучах, льющихся с неба. Они бежали сквозь эти дни, держась за

м надеждами, верой в прекрасное, жаждой жить! Эта сила влекла их – впер

дьями черемухи и сирени! Птичьими трелями, брызнувшими дробно! Воздухом, томно замирающим в предчувс

и!» Она опубликовала пару стихов в местной же литературной газетке... Дни были длинные. Казалось, они вместе уже целую жизнь! И когда небесная синева, устав от яркого света, прятала свой лик под полупрозрачной вечерней вуалью, они оставались вдвоем и давали отдых своим голосам. Ведь звуки не всегд

бя глаза звенят.

в ответ и – д

й только

не чувствовали, что расстаются. Они не прощались даже. И Мастер бы их понял. Ведь он тоже знал, как любовь выскакивает «точно убийца в переулке» и поражает «сразу обоих. Так поражает молния,

залось, что Он по-прежнему рядом, что Она видит его за окном: серо-голубые глаза, светлые волосы, разметавшиеся по плечам, улыбка, взмах

ли разговоры, вкусно пахло картошкой и жареной курочкой, а Она все смотрела в окно и улыбалась. Она продолжала беззвучно бесед

Вот она бежит, лавируя в людском потоке, восторженная, легкая. Вот останавливается у мемориальной доски и смотрит нежно. Она приветствует

ном подъезде, с Нехорошей Квартирой – это, знаете ли, исторически и культурно значимый аргумент, ради которого можно и потерпеть. Не каждый все-таки может похвастаться такою пропиской! С тихой завистью смотрела Она на большие запертые двери, за кот

к, явно будут гости, а у нее еще столько работы с документацией, что она не знает даже, успеет ли хотя бы прибрать. В коридоре над портретом Мастера в причудливой рукотворной рамке, висел покрытый лаком букет роз. Цветы, сохранившие свою форму и изящество, поблескивали карамельно. Смотрительница показала ей большую комнату, единственным запоминающимся предметом мебели в кото

о отремонтировали после предыдущего пожара, как на чердаке случился новый. Не знаю, то ли бомжи, то ли неосторожные пок

от же трепет, который моментально возник и в груди посетительницы, - и

не хватает. Полюбопытствовать приходят толпами, много народу, неформалов всяких, собирается в подъе

могу с уборкой,

тельница, окинув критическим взгля

и буду делать: над

сь ведро, тряпки, моющие средства, были даны

асок? Мне нужно добежать до офиса, поработать

ительницу, и она со спокойной душой заперла две

ирать воду в ведро. Убрала пыль, аккуратно вымыла окно в его комнате, почистила сантехнику, оттерла полы. Душа ее буквально пела: Она прибирает в квартире Мастера! Она делает это для Мастера! Она делает это в его Ден

, осторожно уселась в кресло. Зажмурившись, сияя восторгом, Она перенеслась мыслями к тому, кто был сейчас далеко, но чье присутствие Она ощущала так же отчетливо, как если бы Он был рядом. «Знаешь, - с

. Вернулась С

истота! Как здор

Мне было очень

пригласить не стыдно, -

ли цветы – нарциссы, тюльпаны или розы – проходили по комнатам, в

ница, - сегодня прибрать в о

у, не сом

ица! Вдвоем мы быстро упра

с собой гитара, играет ли Она, и какую музыку исполняет. Собственно, по внешнему виду девушки было понятно, что классические произведения не входят в ее реперту

овалась Смотрительница после небол

ет

я бы на бытовой магнитофон

е представить себе не могла такого счастья!!! В общем, уговаривать ее не пришлось. Договорились о времени и тепло попрощ

м и понеслось к небесам. Они плыли в людском потоке, как два цветка, упавших в бурную реку и подхваченных ее течением. Сплетенные стеблями, нежно касающиеся друг друга лепестками, они казались существами из другого мира, и обыденность не имела над

увидели людей, расположившихся на площадке. Не поддающиеся описанию одеяния выдавали в них неформалов всех мастей, объединенных одним – любовью к Мастеру и его бессмертным произведениям. Квартира была заперта, приемные часы закончились. Рас

тон, и повисла беспомощно и жалко. Музыка смолкла. Недопетая песня повисла в воздухе. Расстроившись, люди начали расходить

ами то самое окно. Почему-то это было нужно. Почему-т

перь? – с

аршие, - о

ившись в оцепенение и дрему, не трепетали ни единым листком. Они стояли под их сенью и дышали этим безмолвием, этим безветрием, этой безмятежностью. Впрочем,

медленно текли по стеклам, неторопливо сползая на землю, в траву, в замершую стальную гладь пруда. Неподвижность воздуха и листвы заставляли затаить дыхание и прислушиваться. Птицы смолкли. Возмо

Широко раскрытыми глазами смотрели, как синеву заволакивает

икнула Она и указ

не спеша, но довольно быстро. Двигалась со стороны дома Мастера. Казалось даже, что именно где-то там она и возникла и

яся и пульсирующая. Они смотрели, затаив дыхание, буквально оцепенев. Туча шла над Садовой, и ее живые очертания невольно (или закономерно?) стали преображаться, складываясь в до боли знакомые образы. Вот в вышину взметнули

х же черных развевающихся плащах. Невозможно было оторвать взгляда от этого великолепного зрелища. Онемев от восторга, они стояли, прижавшись друг к другу, и во все глаза смотре

ад Садовой! Была кавалькада! Были плащи и копыта коней! Потому что промчавшись – при полном безветрии – еще некоторое расстояние по небу над городом, туча внезапно исчезла, рассыпалась на множество рваных кусков и словно втянулась в пылающую алую во

инало более ни крови, ни пожарища. Зашелестела листва, серебристая рябь побежала по поверхно

Она, и Он кивнул, не считая нужным вслух подтв

Говорить не имело смысла – они понимали друг друга без слов. Шли долго, пытаясь понять значение этого видения. Быть может, оно не касалось их? Быть может, они стали случайными св

произошедшее. Но московские улочки притаились и молчали, улыбаясь лукаво. И только звон сер

м только

г, хрупкий юноша с волосами, подобными кудрявому облаку, уступил им свою комнату и жесткий топчан возле стены, на которой был нари

уной? – прошептал Он из т

шепотом ответила Она, до

нилс

со свечами, и пляшущие отражения огоньков в стеклышке монокля, и пальцы, касающиеся клавиш, извлекающие из фортепиано звуки ста

ающих стальных доспехах. Она не была Маргаритой, не была ни ведьмой, ни королевой, но то, что ее позвали, должно было что-то значить. И она летела позади всех, восхищенная и безмолвная, ожидая чего-то. Кавалькада пронеслась над Садовой, разливая на своем пути закат, сделала круг и вернулась на Патриаршие. Там под сенью застывших лип стоял Он. Опустившись на землю, она спрыгнула с коня и, улыбаясь, протянула ему руку. Но Он почему-то не улыбнулся в ответ, не последовал за нею, а опустил голову и отвел взгляд. Кони нетерпеливо рыли копытами землю. Она звала его своим звенящим взглядом, кричала ему сердцем, но Он то ли не слышал, то ли не хотел услышать е

о был

же через несколько минут, не выпив даже чаю, они мчались по дремлющим московским улицам в сторону метро. У Музыканта не было нужной струны, но он сказал, что знает, у кого можно достать. Дорогой он рассказал, что только что вернулся из путешествия автостопом по Грузии. Делился впечатлениями, представляя в лицах, уморительные и потешные истории, которые с ним происходили, и описывал ситуации, в которые он попадал. За разговорами добрались до строения, на первый взгляд казавшегося необитаемым, однако, при ближайшем рассмотрении, оказавшегося вполне жилым, хотя и отчасти рассе

столом, электрическая плитка, множество книг, катушечный магнитофон... Музыкант извлек из-под кровати телефон и начал назв

вается. В голову лезли странные мысли. И несмотря на непонятное волнение, томление и тревогу, в их глазах плясали озорные искры. Ощущение тайны. Вдруг они услышали странный звук, совершенно неожиданный в э

, то вновь летела на свет, билась всем своим маленьким существом в обжигающую твердь стекла, словно хотела найти вых

хожа на них. Или они на нее? Нездешние, не определившиеся, стремящиеся к свету, запертые в сыром подвале, стоящие на обломках великого прошлого, на отсыревших, бр

ю тучей вновь про

неся необходимую струну. Гитар

е хоть. Покажите, ради чего

Он и Она, и

адо писать! Обя

ю, в дом Мастера. Они уже опоздали к назначенному часу, но надеялись, что еще не все потеряно. В подъезде они встретили несколь

ета. Метро. Вокзал. Поезд. Домой. Где-то далеко-далеко в не

о только