ЕЙ СНИЛСЯ СОН

АЗ

авай пога

-то от неп

знать, что

ний, ни пр

знать. И

чтоб не ра

ны часы

мешали це

олов

*

озднее в ки

лектриче

алось, что

меня у

стук её серд

быть, э

о подобные

ников и

«Я был коро

каб

нилс

еподвижен, но легок, прохладен и невесом. И в самом центре этой безупречной белизны, не оскверненной ни следами, ни

трят в небо и дышат, дышат, дышат, словно пытаются впитать в себя эту безупречную белизну, наполняющую все их существо необычайной легкость

нежным свечением, и понимает, что и сама светится. Светится и тихонько звенит. Радость вспыхивает в груди, вырывается наружу, сплетается

о, достаточно было просто упасть в снег и рисовать руками снежного ангела, глядя в прозрачное небо. Там, в далеком детстве, казалось, что крылья снежного ангела – это твои крылья, что кры

ному счастью. И кажется, что то ли прозрачное небо нежно укутывает их, то ли засн

о был

тчаянно-голубое, подсвеченное золотом. Вообще, первое, что было видно в ее окно – это небо. Оно вваливалось в ее жизнь, презирая рамы

та встречи на Перекрестке, каждый следующий день был счастливее, чем предыдущий. Учеба давалась легко. А после занятий они встречались и неслись, как два

ного коллектива в день защиты им звания Народного. И перспектива получить в зачетку оценку «отлично» не шла ни в какое сравнение

ное творчество, они начинали понимать друг друга с полуслова, с полуулыбки или с поджатых губ, с полувзгляда, с мысли, легкой тенью мелькнувшей над ресницами. Праздник удался,

нием нюансов и интерпретаций разрушить то легкое, невесомое, восхитительно чистое, происходившее между ними. Они не давали этому никакого названия, прост

ета, и впитывать счастье кожей. Все, что Она считала счастьем раньше, теперь казалось ненастоящим, игрушечным. Оно стояло на полках ее воспоминаний, как фарфоровые фигурки, по-прежнему дорогие ее сердцу,

оллективом пили чай и обсуждали спектакль. В этот раз он не был замкнут, высказывал свое мнение, говорил о впечатлениях легко и эмоционально. Он был с гитарой – шел с репетиции. Они пели вмест

ствовав неловкость от того, что стесняет ее маму. Скомкано попрощался

с постели и пулей кинулась в прихожую. Мама последовала за ней. Даже н

пожалуйста, гитару. Я тут, в подъезде, на ящике устр

ама, - Даже не думай! Захо

ых простыней. Нашлось и одеяло, и запасная подушка. Минут через двадцать приготовления были окончены, и все собрались отойти ко сну. Она повернулась к нему и увидела, что он тоже смотрит на нее. Ул

руки и так, улыбаясь, уснули, окутанн

нилс

ь. Любила зеленый мамин диван, застеленный узорчатым покрывалом, на котором они сидели, поджав ноги, и смотрели телевизор. Любила свою коробку с игрушками, и книги на полках, и дышащую жаром печь. Любила даже шифоньер, за который ее время от времени ставили в угол, и в который она иногда пряталась, обидевшись на маму. Любила, да. И все таки часто Она ловила себя на мысли, что даже в моменты полного умиротворения или среди шумного праздника, ее сердце тоскливо сжимается и, плача, повторяет: «Хочу домой!» Хочу домой? Что такое «домой»? Где это – «домой»? И вот сейчас, бредя в зимнем мраке по неосвещенной улочке, Она тихонько плакала и повторяла: «Хочу домой... хочу домой», но перед ее мысленным взором не возникал образ комнаты на втором этаже. Она села в сугроб. Потом легла. Слезы, катившиеся по щекам, быстро остывали. Она уставилась в звездное небо. Синий космос распахивал ей свои объятья. Там, среди сонма звезд, была одна. Не самая большая, не самая яркая

о был

нее. В уголках губ притаилась лукавая смешинка. Они все так же держались за

брое

несколько раз пытался склеить ресницы. Однако затем события на экране захватили их целиком. Они смотрели, затаив дыхание, и происходящее с корнем вырвало их из реальности. Зажегшийся свет стал большей неожиданностью, чем финал фильма. Они брели в апрельских сумерках, то погружаясь в молчание, то вспыхивая желанием поделит

ься. Разговор почему-то сошел на нет. Просто сидели и

ем в г

– с улыбкой

и заботы остались снаружи, и звуки их не проникали туда, где даже время, казалось, остановилось, и слышны были только спокойное дыхание да размеренный стук двух сердец. И два взгляда буквально срослись, перестав различать границы друг друга. Два взгляда проникли друг в др

ними, необратимо сливался с ними. Он и желтый свет, Она и желтый свет, соединяясь, становились

й свет в мгновение ока осыпался позолотой, обнажив облезлый кирпич стен старой подсобки. Взгляда Она не отвела, но улыбка на ее губах стала неживой, застыла печ

Тебе, наверн

аве

аве

адо

ем на «раз,

два,

твели взгляды и не

гом, то могла успеть на последний автобус. М

уже точно никуда не уеду, пере

а»? Нет, все не то. Ей хотелось сказать что-то другое. Больше, глубже, нежнее. Ил

да покалывает за грудиной, сейчас пройдет. «Сейчас пройдет, сейчас пройдет», - повторяла она шепотом, но легче не становилось. Он помог ей подняться и сесть на стул, стоял рядом и растерянно смотрел на н

ычно достаточно было сжаться в комок и глубоко дышать, чтобы через несколько минут прийти в норму. Но в этот раз все явно было иначе. Острое, колющее, заставляющее тяжело д

ких случаях надо размять пальцы. Робея, попросила его об этом. Он без возражений принялся разминать. Через пару минут чувствительность начала постепенно возвращаться к пальцам, и оцепенение стало потихонечку отползать. Мутная пелена отхлынула, и Она увидела его встревоженный взгляд. Он сидел рядом, держал ее руку и смотрел. Смотр

м волосам, струился по плечам и рукам, отчего казалось, что молодой челов

огромным и горячим, ударило в грудь раз, другой так, что отзвук этих ударов пронесся по всему телу обжигающей волной, и затихло. Затихло все внут

рядом, держал ее руку, и в его глазах был такой же бездонный омут

шные, грустные и счастливые моменты моей жизни освещены им, желтым светом. Даже весеннее сол

душно, страшно и кажется, что нечем дышать. Нечем дышать, нечем, а так хочется, что слезы подступают к глазам. И ничего нет. Только сплетенные пальцы рук сжи

икают измученные жаждой к обжигающе-холодной воде родника. Напряжение выплеснулось снопами молний, и счастье хлестало неудержимо, затапливая маленькую подсобку, погребая под толщами желтого сияния два только что появившихся на свет существа. Они сами еще не зн

дышала с таким наслаждением. Или это были его губы, приникающие к ее губам снова и снова? Никогда еще солнце не сияло так ярко. Никогда еще ей не удавалось любоваться им так долго, не ми

шаться ароматом его волос. Они дышали друг другом жадно, н

на узнала, что такое Время и что для них означает его ход? Откуда она узнала, что ход В

их на стол. Так вот что напомнило о неизбежном движении живого существа из прошлого в будущ

начал чувствовать себя третьим лишним. «Теперь они справятся сами, - подумал он,

бой завтра обоим здорово влетит.

его

Чт

т уже с

... уже

еревянных конструкций, которые требовалось починить. И пара фуфаек была мягче перин, а объятья заменили им

аздник. Праздник нельзя было отменить. Его свет нельзя было погасить. Его цветы нельзя было растоптать. Его флаги развевались на в

о только