Ангелы бездны
ав
ое, резвых щенков пусть не самой лучшей породы, но молодых, отчаянных, задиристых и голосистых: Филипп Круазон, сын гравюра и книжника Жана Круазона
из серого камня крепостными стенами, рвом и черными глазницами бойниц. Этот замок, пере-живший не одну осад
ой с грецкий орех и сладкие, словно мед,
бутылке, отвечает Филипп. – В этом замке все сплошно
легким удивлен
градник, а вообще я живу и учусь в Монсе, в университете. Пот
, смеясь, пе
поговорку? А всем известно, что глава ордена тамплие
ю я, и оба молодых человека вновь зали
одили, - разбрызгивая вино и небрежно вытир
т Филипп, - маленьким мальчикам знать подобны
олупустую бутылку, я готов полезть на него с
он, расталкивая нас в разные концы ст
голос подхватил
. С ним было человек 12-ть рыцарей. Все, как один, в белых плащах, на груди – алы
ерпением и любопытством
– ну
Я спрашиваю, к
пины. Одно могу сказать точно: ни рогов, ни копыт у нег
новую бутылку вина, задорно подмигнул сын гравюра. – Я слыхал,
к звезды, а лицо – словно горный хрусталь. А еще говорят, что тот,
ают из бутылки, вспоминая вс
удто он своим поце
ак
ет «страшн
до боли, до потемнения в глазах. А затем приходит к тебе
жутковато. – Говорят, что поцелуй вампира горек, как мед, и горяч, словно лед. Но за это удо
отдать жизнь! – смеясь, я подталкиваю его
неожиданно смущает
то ее сестрица видела его однажды. Она при монастыре жила, наши монашки белье в
чт
ре, что ни о чем не жалеет – только о том, что не довелось увидеть его еще раз. И что такой красоты
садится солнце, одевая стены Монсегюра кровавым отблеском заката – древние с
кая сильная, что хочется выть. Видно, вин
неожиданно громко и весело, словно наперекор окутав
пыльным проселочным дорогам, ни на мальчишеские бои на мечах и палках, ни на стыдливые объятия сельских девушек. Нам хочется попробовать вишен из заколдованного
колено – вернее, река, которую нужно переплыть или пере
чим мы с Гийомом, мигом подхватывая с
лкнемся с магом? – хит
о потрясая им, как Геркуле
тый маг, то, клянусь кровью Христов
лянувшись, вновь
ика-воин. Ладно,
е некий сеньор Оливье, старый рыцарь, один из крестоносцев, которые в свое время воевали с маврами за обладание Гробом Господним. У Оливье не было пальцев на левой руке, он п
то при случае вполне мог за себя постоять. Не стоит далеко ходить за примером. В прошлом году, возвращаясь в конце августа в Монс, я столкнулся по дороге с разбойниками. Их было трое, и они,
ре
кл
господа папе
тки дуба, шлепнулся задом в кусты жасмина – ох, как чертыхался и проклинал он на чем свет стоит вторую бутылку вина
е будет перелезть, - осторожно огл
репость и нашли место, где стена действительно казалась пониже. С лошади да друг дру
верху полил
охоже на музыку. С чем можно было сравнить эти пронзительно-щемящие, буквально вонзающиеся в душу звуки, так похожие на
одевалась вся его бравада!). – Я слыхал, что он играет на каком-то дья
она никакой не дьявольский, а самый обычный инструмент – чем-то смахивает на женскую ф
внезапно, как и появились – как будто бы кто-то решительн
? – нерешительн
м, - с
ыло уже теперь
новали стену и
нно вкусные, правда, не с грецкий орех, но крупнее обычных и необычайно сладкие. Набивая ими рты и карм
солнце почти до пол
а руку, - вон там, у берега – инструмент, о котором ты
о в одно мгновение лишился
птал Гийом и поднял руку дл
ох, а выдохнуть... В
мо на нас в
видел ангелов, но то
постарше нас, лет
до колен, а белая шелковая рубашка, расстегнутая до пояса
и похожи одновременно на усыпанное бриллиантовыми огнями черное ночное небо и на
ие далекие светила далеких миров. Они словно разговаривали, смеялись и плакали, были удивительно красноречивы и столь же удивительно жестоко и жестко замкнуты. В них колыхались одновременно и юная нега с еще не познанными и не контролируемыми до конца поры
самую секунду, глядя в их сияющую бездну, я вдруг отчетливо
ицо мокрые волосы, он смотрел куда-то на реку. На
ал он и тихонько посвистел. – Иди скорее к
й, словно раскачивающийся на ветру древний колокол, с вибрирующими нотками-огоньками – от мелодичной певучести легкого полушепота до зве
вынырнула из реки и, отряхивая на ходу длинную шерсть, радостно кинулась на грудь хозяину. От прыжка этакого чудовища не устоял бы на ногах н
- ах ты, моя умница. Или, нет – не совсем умница. Ты слишком много внимания уделяешь своему хозяину и с
рзлась под ногами или небо вот-вот упадет нам на головы. Мы были готовы
ки и сделала несколько устрашающих шагов в нашу сторону – ее огром
рное, только потому, что бросившаяся к нам собака стремительно-мощной волной своего гигантского тела легонько задела меня, и я, как мяч, отлетел в сторону. Может быть, п
алечить! – негромко и ж
ошел
е древнего меча. Честное слово, если бы он сейчас всад
стно и как бы слегка озадаченно спросил он. – Вон у ва
ре
кл
бретя наконец-то дар речи, я попытался под
се более и более комич
а пожал
все-таки не убежали?.. Ах да, я же совсем забыл (по его губам цвета спелого граната пробежала странная
слышал никто, кроме Гийома и Фили
– с замиранием сердца предчу
чувственности противоречила горькая, почти трагическая складочка – словно отблеск ле
рос первым, и я отвечу. Я – магистр ордена тамплиеров и
й, магистр представлялся мне зрелым мужчиной лет этак-то 40-ка, не меньше, пусть с красивой,
без труда читая мои
й земле, потерял башмак. Нет, черт возьми, мне положит
н наклонился ко мне; его длинные черные волосы почти касал
ь, я, подчиняясь, рефлект
, и где-то на кончиках длинных голубоватых ногтей временами словно бы вспыхивали
ноги, я почувствовал с
очему-то мне ужасно захотелось, чтобы он обиделся – чтобы сошла
не оби
стоит ли? Ведь вы собрались вызвать меня на поединок
с оружием, то я уже труп! Досадно. Но... Не сказать, что я так уж сильно испугался. Напротив, все время, находясь рядом
уснуть без того, чтобы непременно кого-нибудь не убить,
похожее на интерес; по всей видимости, м
нный и тонкий, словно застывшая
мне непре-менно хочется вас убить. Если вы пропустит
сть выбор? –
й короля, тщетно пытающегося изобразить из себя паяца.
вы не смеете надо мной издеваться! – воскликнул я; кровь
встретились
тену, или нет, даже не на стену, а на нечто, некий, видимый одному богу сверкающий ореол, которым он, как щитом, окружил своего ангела
его с нежным яблоневым цветом северного ветра, он мог бы уничтожить м
аслаждался игрой. Я присмотрелся внимате
тью. Он будто и не сражался вовсе, а...танцевал. Да-да, именно танцевал с мечом в руках – прекрасный незнакомец, ангел смерти, глядя на к
а с моей – неумелое, но настойчивое и
л серию ударов и выпадов, вследствие чего тут же оказал
н, слегка надавливая на рукоять, так что я всей кожей почувствовал ледяное прикосновение мет
то я покачнулся, и тут же вно
ы отвечать на мои в
я. – А, если вы такой умный, что читаете
ше, чем мечом. Но мысли я читаю только, когда мне этого хочется, или же – когда этого хочет мой собеседник. Не скаж
станете надо м
на первый вопрос я знаю. Вопрос в
жиданно для себя самог
ольшим интересом скол
овсем. Вишни – предлог. Вам просто до смерти захотелось посмот
ясь... Чего? Я и сам не знал. Может быть, ему просто было скучно? Ах, с каким бы удовол
Оливье – каскад, еще каскад, а потом – пауза и внезапный удар сбоку. Будь на
ре
кл
рого каскада он медленно, демонстративно медленно, сл
бы разговаривая с самим собою, промолвил он. – Потеря
екунда – и я снова оказался прижатым к стене; на сей раз лезвие касалось моей ключицы. Но
про Оливье? – полуз
и второй удар, - еще более нежно и вкрад
вье? – потеряв терпени
азалось, очаровательные чертики-огоньки в его
скренним удивлением ответил он. – Про
я мог, я бы задушил его сейчас голыми руками!). – Вы что же думаете, если вы безумно красивы, то вам все позв
Что вы
е это – как будто бы про-рвался внутри м
удивительные глаза стали вдруг еще темнее и глубже, и где-
испугаться. Его меч, словно молния, обруш
й удар,
жил грудь. Я хотел зажмуриться, но не смог: сейчас, сию минуту, слегка разгоряченный бое
ть от руки ангела», - спокойно, почти с
го глазах слегка оттаял, как будто на покрытых сне
ете, что такое инкуб? – очень тихо, с н
но покраснев,
бросаться словами, смысл
грустно и, как мне показалось, слегка у
ь их по стене? Или, может быть, вырезать ваше сердце и скормить его Флер? Она не любительница сырого мя
ожиданно для себя самого
о руке, скользнув вниз по моей коже, сде
куда вы только взялись на мою голову в моем саду?! Вам ведь не вишен захотелось отведать, а провер
м голосом, покраснев до
осе прозвучало столько страсти и
ие – и аромат сирени ударил в голову, обволакивая и о
ь, что такое и
несчастен! – вдруг понял я. Он безумно, безмерно несчастен, и сейчас, в эту самую минуту он страдает, точнее сказать – его просто сжигает боль, душевная или физическая, кто знает?.. Как же я сразу-то не понял, не догадался по этому его лихорадочно-невозмутимому, страст
ть немного – ведь нельзя же карать за красоту,
– неожиданно и резко
жалеть. Уходите,
, как котенка, отшвырнул меня прочь. Видимо, сейчас он плохо контроли
более не смейте попадаться мне на глаза! А еще бла
и трижды нег
тор,
сь, мон
ился всадник. Это был молодой человек высокого роста, настоя
лучилось,
спину свои прекрасные руки
тор. Вы – начальник моей охраны ил
небрежно кивну
ечами, пряча в усах улыбку. – И там еще двое, у ограды. Флер их караулит. М
вы не при
Я же видел, что мон
й матери за ворота, я не
вы пожелаете, можем даже
енный вопль. Сил подняться на ноги не было: все тело болело и ныло, как будто
по-прежнему язык не поворачивался назвать магистром. – Они и вправду мало смахивают на
динке, упражняясь в острословии, он поднял меч, намотал на руку белый плащ и пошел между деревьями к замку. Его бе
ре
кл
ы тоскующим взглядом. А затем, спешившись, подн
росил он. – Эх, была бы моя воля, я б тебе таких вишен всыпал – неделю б сиде
за ворота. Лошади наши разбежались, и нам пришлось вплавь п
нибудь на глаза в таком виде – мокрые, чумазые, как попрошайки под мостом, в перепачканной вишневым соком одежде, а у Филиппа еще и штаны порваны
о, как мокрых бобиков, от холода и пережитых в
анах, смеялся Филипп. – Нет, ну вы когда-нибудь видели таких огромных, злющих соб
потолок, вторил ему Гийом. – А колдун-то к
что такой может убить поцелуем. Скорее, напротив – мертвого воскре
улся я. – Еще я с ним
чему же ты
ощадил
е поверили! Но я больше им ничего не сказал. То, что про
же молча, не глядя друг на друга, мы разошлись по домам. Филипп был задумчив, Гийом мрачен, а я глубоко и жадно, с ка