БУМАЖНЫЕ КРЫЛЬЯ

, другой, насолить, а соль у самого на зубах хрустит. Так и видно, как желваки ходуном ходят на лице с широкими скулами и чуть впалыми щеками, когда на девчонку на своей

бутылок куча, окурков, дым столбом стоит, табаком каждый угол провонялся, и гора тарелок грязных в раковине пару дней киснет. Глаза трет и понять никак не может, что ей надо и зачем она здесь. Висит на нем мешком и ревет... Он ухмы

что ли. Бл*, его б пацаны на смех подняли, если б услышали, какая ерунда в голову лезет. Она холодом его жжет, а он трясется весь и обжечь сучку эту хочет до судорог в пальцах. Обжечь своими прикосновениями, целовать ее та

низам с порывами ветра в лицо и дикими басами музыки в ушах. Крылья расправил и вверх, к самому небу. Его это выключало. Один раз увидел, как пацаны постарше по крышам скачут, карабкаются на высотки и по краю парапетов на носочках п

ня? Я к ней не вернусь. Я убирать

а нее, чуть прищуриваясь и еле сдерживаясь, чтоб не ляпнуть что-то гадко-пошлое. Пиз**ц, как она

меешь вс

науч

пах другой, и волосы другие на ощупь мягкие, не тронутые краской. Недосягаемым чем-то пахнет, с другой планеты, там, где такие убогие, как он, не ходят. Нет. Он не о бабках сейчас, у Вадима разные т

лит. Может, это заводило. Черт его знает, что именно в ней так будоражило. Так по венам кро

у у нее грудь под блузкой колышется, из-под темного шелка видно краешек черного кружева, и колени, затянутые черными колг

нет, правильностью и сексом. Не таким, как с малолетками, а тягучим, вязким, животным. И какое-то зло разобрало, что вот такая нико

посмотрел, и все, и больше уже ничего не видел. Его током ударило

омент у нее сотовый зазвонил. Мир, сука, тесен, он до такой степени оказался тесен, что Вадим чуть истерически не расхохотался, взглянув на дисплей и увидев миниатюрную фотографию на входящем. Мама его девушки. Не то, чтоб девушки, и не так, чтоб его, но мать вашу, почему? Почему из всех в этом гребаном мире она оказалась матерью малолетки, которая вешалась Вадиму на шею, и которую тот банально н

*

вершенно. Отойдет Вадим в сторону – ее Никоша точно поимеет, тот еще козлина, член никогда н

женским телом, о волосах ее мягких и ногах очень длинных, стройных. Сам не понял, как руку в штаны сунул и, прислонив

суку самоуверенную и высокомерную. Заставить сожрать каждое брошенное ею слово, утрамбовать у нее в горле языком или членом. Представил, как поставил бы ее на колени, и чуть не кончил. Прямо там на их шикарном светло-бежевом балконе с какой-то

ы ее отымел. Прямо на той мокрой лавке. Посадил бы к себе на колени и заставил скакать на своем члене. Но не так все с ней было. Что-то держало, что-то останавливало, особенно

оти, и в то же время именно оно и тормозило, как и понимание, что вот такая вышвырнет его из

*

цу пожарила... правд

ежду собой ладонями потер и отвернулся от нее, щелкая в своем смартфоне ответ на сообщение Ник

ася. К матери. Нервн

перед ним на табурет. Вадим опустил вз

ей. Не такая уж она распре

трю на тебя и тошно

губы выпятила, и в

вой. Мне б ее хоть на пар

сла и за плеч

лишь бы вернуть ее и отца. Она его за собой потянула... на тот свет. Нас с братом

. Ты мне о себе не р

ику

вки и на улицу вышел. Слышит,

куда ты? Т

ь? Если ты в МО

бе: ?Жду твой ответ. Через два дня сходка. Ставки

л аппарат обр

о и беспросветно. Дерьмовый мир, и люди в нем дерьмовые. Надо было вышвырнуть ее, едва она перест

хлетним сыном, играющимся на драном ковре стеклами от разбитого стакана, и с полыхающей сковородкой на кухне. Соседи вызвали пожарных. А Вадим на работе был и звонка сотового не слышал. Ему тогда было семнадцать. Почти восемнадцать. Социальные работники сочли его неподходящим на роль опекуна и забрали брата в детдом. Никто не поверил, что пацан вкалывал и поэтому отсутствовал дома, а соседи сказали, что Вадим агрессивный, злобный, и компания у него из одних бандитов. Он их

. Вадиму тогда хотелось только одного – повернуть время вспять и не дать отцу умереть, быть рядом, а не таскать ящики с овощами на временной

но сказать, протянули. А она стоит там на своих высоких каблуках в платье до колен с сумочкой через плечо и маршрутку ждет. Спина прямая и волосы развеваются от ветра. Гордая, нес

и слюна выделяется, как вспоминает ее торчащие соски под мокрой кофтой. И яростью бьет всего. Ревностью. Что все кому-то другому или другим, более достойным, чем он. Но ведь блестели у нее глаза, когда наклонялся к ее губам, и не оста

хотелось. Чтоб не видеть дурочку эту, копошащуюся у него на кухне с брезгливо скривленным носом. Наблюдал за ней в окно

оявилось чувство щемящей тоски, которой постепенно давит, как гранитной плитой под свинцовым грузом вины

лофановом пакете. Но не вышло. Херовые были дни, Сыч обещал зарплату дня два назад и как всегда корми

ет. Предпочитают не думать. А зачем? Если на проблему не смотреть, вроде как и нет этой проблемы. Вадим видел, как они проходят мимо этого серого и унылого здания с табличкой ?Детский дом №8?. Как мимо какого-то венерического диспансера, быстрым шагом, не оборачиваясь, не замечая ничего вокруг.

и они могли отобрать крутой смартфон, выдернуть сумку, забрать гаджет. Конечно, ни хера они не благородные, и половина ден

ешили. Вой, потому что Войтов, и потому что еще с детства волком смотрел. Даже мать ему говорила: ?Спрячь глаза волчьи, не зыр

ой, а значит, опекуном младшему брату он быть не сможет. В семнадцать е

одала. Вадик радовался и этому. Убрал там, как смог, покрасил и опять в социалку с заявлениями. Ему сказали, что приедет комиссия и проверит жилищные условия. В итоге комиссией оказалась крашеная старая курица в очках в пол-лица, которая вот так же брезгливо переступила порог дома и тут же заявила, что здесь царит полная антисанитария, и в такие условия она ребенка жить не пу

еная

то было сказано до

к, морду воротит от пацана, который просит мяч, укатившийся за забор, подать. Руки, падла, замарать боится. Помню, как схватил одного урода

коромнее и в то же время самые несбыточные из всех, что мог бы пожелать ребенок. Они мечтают, чтобы однажды их забрали из этого зоопарка в семью, они мечтают о том,

жи Ва-

к-а-

, будеш

енно бескорыстно, просто потому, что он есть. Остановился, глядя, как мальчишка в зеленой курточке

потому что сразу заметил. Как всегд

Вадька при

через прутья забора, и т

Лёка? Прив

он радостно поправил обратно

а мной

й и протянул ребенку шоколадку. А

ал, что у

е вышло. Прости.

Уг

. Боль неприятная, вроде не до крови, но невыносимо паршиво становится, и в горле першит от этих губ надутых и худ

ередум

же, нет. Лека,

е буду на те

у посмотри мне

азад, а Вадим все же ухватил

меня

на грязном худом лице с

что

одр

ся. Накостылял или

я, и

али с носака, Вадим челюсти сжимает до хруста. Как и всегда, когда в глаза детские смотрит, а них любовь и надежда, а старшего грызть изнутри начинает, что кроме

оссы порвал по бокам, рисунок стерся. Надо новые покупать. Ничего. Вой куп

никому не нужен, и что отец с матерью алкаши был

самая бумага становится железным лезвием и п

? Скоро заберу. Ты потерпи. А кто тебе такое говор

рав

, правда.

*

кажется, что у него есть крылья. Он птица. А птицам плевать, что там внизу на земле. Плевать, пока они летят, пока, кроме собственной власти над телом и теми, кто там внизу, уже ничего не имеет значения

ок и понять, что нет никакой другой жизни. Мечты н

город и доставая из кармана сотовый, быстр

сколько, гд