Мусорный Ветер

ета, ни воздуха, ни бесконечного пространства, ни бесконечно

называю я ни возникновением, ни процессом, ни состоянием, ни смертью, ни рождени

Будда о

ол

аведливо считать его домом на Переяславской. Дом довольно стар, хотя на Проспекте Мира,

а можно считать новым. Он ничем не замечателен, этот дом,

первом, к примеру, всегда пахнет тушеной капустой, и запах этот вжился в стены и заставляет зад

рода расфасована по таким домам, подсвечена окнами, зашторена занавесками. Иногда в одном из таких домов происходит что-то страшное. Тогда об этом напишут в газетах. Или сообщат по телевизору. Но, в основном, люди рождаются и умирают тихо. О том, что

ек двадцати пяти лет от роду. Его квартира находится на третьем этаже, а на самом деле на четвертом, потому что на первом расположилось ателье. Деревянная дверь его вызывающе проста, не обита ни клеенкой, ни дермантином, а выкрашена

шнотворн

те, вот он выходит из своего капустного подъезда, дабы отправиться на другой конец города. Там его ждет девочка. Это Судьба, с которой он в общем-то знаком, но не близко, а скорее шапочно. Судьба в лице девочки ждет его тем вечером, который наступит только через несколько часов и т

го увеличения рождаемости, связанного с окончанием Второй Мировой Войны и

ачинается довольно близко от

рые, дореволюционной постройки, дома, так и не решились отступить вглубь, храня в своих старческих легких дух иной, уже забытой Москвы. В самом своем начале Проспект Мира

деревянной дверью на что-нибудь поприличнее. В те времена, когда все это происходило, продать и купить квартиру было практически нереально. А обменять - без проблем.

разу станет неудобно тем, кто живет в районе Алтушки. Да и с Таганки тоже хрен доберешься. Тогда как Проспект Мира - фактически Садовое. Сел и доехал из любой точки Москвы. Эти эгоистичные друзья разбирались не только в недвижимости, но и в огромном количестве других вещей: в искусстве, в холодном и огнестрельном оружии, в валютных спекуляциях и ба

ех, конечно же, где они жили, живут или хотят жить, работали, работают или будут работать, улиц - исключений, улиц дет

т, где это. А вот если Вы скажете, что живете на Проспекте Мира, то мало кто начне

как кажется детской шалостью вся его юность. И уже совершенно не важно, почему Макс не женился на уроженке Прибалтики с экзотическим именем Эльга, с той, с которой прижил сына - сказочно прекрасной и песенно голубоглаз

ведь сама все понимаешь!" И чтобы Эльга не плакала, Макс оставлял ей барахло в шкафчике, и духи на маленьком столике, и деньги, и клю

то на самом деле абсолютно все можно измерить в денежном эквиваленте. Макс притягивает людей. Он Живет. И только с ним живут все те, кто его окружае

рман, и ему нравится разводить это хлебосольство. Начало девяностых. В Москве зима. Дефицитная, тревожная, переменчивая - зима на стыке эпох. В доме Макса шумно. Молодые людизанимают себя игрой в преферанс, и распеванием мелодичных романсов о любовной тоске. Макс смотрит на них из коридора. Е

м - пылью. Москва демонстрирует разнообразие сезонов. А вот некоторые другие города, нап

чень зазнаются. Они показывают язык тем русским, которые живут в других городах далекой

а дошкольную Дашу. Даша любила какую-то тщедушную кошечку-Мушечку. Это было тем замкнутым кругом, в который часто превращается неразделенная любовь. Люди перебрасывают такую любовь по цепочке, и тот, кому отдаешь ты, отдает не тебе, а другому, чтобы не нарушить бесподобного мазохизма этой логики. Вот и выходило, что Макс любил жену, жена - Дашу, Даша - Мушечку, а Мушечка просто умирала от Максового обаяния и без конца терлась о Максовы ноги. Круг замкнулся. Хотя, надо признаться, от Макса умирала не одна только Мушечка. Особенно, когда он начинал жарить сосиски на газовой барбекюшнице и рассказывать эти московские прибаутки. Все смеялись, глядя на него сквозь пивные бутылки и бокалы австралийского Шираза. Даже жена его недолго улыбалась, прежде чем

ак будто оно е

равдой, потому что жена Макса страдает глубокой депрессией. Ей вечно что-то кажется, и что-то слышится. Макс смеется над моими доводами. Качая головой, он уверяет, что его жена вовсе не так чокнута, к

тица т

то ли? Так та птица умирает, а жена моя наоборот оживает. Ци

никогда не признаюсь ей в этом. Ей нужно увидеть свою книгу на прилавке. Пусть даже под чужим именем. Она из тех беззу

даешься, молодец. Нет - значит не судьба. И не забу

Что ска

ошептал в самое ухо: - Курочка м

ада. В Мельбурне была душная ночь. В Москве