Петля Мебиуса. Игра разума

х улицах кипела жизнь - торговцы открывали свои лавки, по вымощенным белым мрамором улочкам бегали дети. Когда-то, но только не сейчас. Сейчас это место было скорее проп

нешний город, от этой окраины. Тут не было жизни. Даже те, кто оказался на обочине, кого принято было называть отбросами, не совали сюда с

ели устрашающе даже при свете дня, поэтому и оптимистичные пятнадцать часов пополудни не добавляли ему храбрости. Ива не покидало ощущение, что за ним следят. И эти глаза лазерными прицелами ведут его практич

ебе голову об стену, лишь бы больше не слышать, не вспоминать. Он переступил через Морену. Пережил его. Осилил встать с колен и дышать в темноте ночи, перестал бояться заглядывать под кровать, научился снова смотреться в зеркало. О

к, чувствовал... Черное в красном, гарь в свежем воздухе, копоть на раскрошенных плитах... Он не просто ступил во тьму, он в не

и коробочки с пальцами? Как плевок в лицо Рене Моретти, как укол мизеракордии под лопатку. Пятнадцать жертв, восемь коробочек, восемь пальцев. На третей коробке у него случилась истерика. Рене тогда так его отделал, что он дво

градус. Бета завернулся в свой длинный плащ, посмотрел на перебинтованную в кисти руку, закатал рукав и еще раз оценил ровную линию вдоль предплечья, точно по вене, сбит

лучал все больше. Сколько раз он смотрел в разинутую пасть страха, из которой несло зловонным дыханием трупных разложений и крико

И именно сегодня ему назначили личную встречу. Бета дергано улыбнулся, хотя скорее ломаная линия губ лишь по ошибке может называться улыбкой. Он точно идиот, раз пришел один. Или... Ослиное упрямство жаждало

ждать дома в день, когда все закончилось», бета встряхнулся, словно пытался сбросить крад

я в лицо, вытаращив на него безумные огромные провалы глаз. Он бил его бичами по икрам, насмехаясь. А вы попробуйте сами встать

и на рубашке, с уложенными волосами и до истерики знакомым голосом. Ив горько и истерично засмеялся. Безумие всегда ходило где-то рядом, иногда оглаживая своими длинными пальцами ег

я. Мириады мелкого битого стекла под ногами разноцветной крошкой расположились у входа, забиваясь в протек

ь за разноцветными стекляшками и, поворачиваясь по кругу, сложил буквы в слова. «Я скучал, Ив». Сердце ударилось о ребра с

ящая вниз винтовая лестница всколыхнула в памяти нежелательные воспоминания. В глазах потемнело, и Ив ухватился за поручень. Ноги откровенно подкосились, стоило только ступ

е гнулись совсем, задеревенев. Он умудрился свалиться в конце, оступившись, и последни

ющая до боли знакомая лампочка, приглушенный свет в открывшемся коридоре и комнатах. И надпись прямо на стене напротив красной помадой - «Мой мальчик». «Мой мальчик» вдоль левой стены от пот

и, снимки. И на всех он. Были фотографии с опаленными краями, с проколотыми глазами, обведенные по контуру, с зарисованными лицами или с отрезанными головами. Карта его передвижений с десятками цветных нитей и булавкой в

ие. Автоматически начав шарить по стене в поисках выключателя, он не переставал делать глуб

сь «Морена!», и крик даже облизал связки, парализовав дыхательные пути. Он отскочил в сторону, развернулся. Из широко раскрытых глаз лился панич

ыбившимся из косы. Это простое движение помогло успокоиться и приблизиться к грубо

гроба. На доктора Адлера смотрел он сам. Зеркало. И красной помадой надпись «Горячо». Старое электричество затрещало над головой, привлекая внимание.

рвал. Перед глазами стояли, как экспозиция современного искусства, в открытых холодильных боксах заимствованные части тела. К ощущению гадливости п

по пищеводу новый ком и повернулся. Яркими полотнами ткани была задрапирова

Ты нашел меня, Ив!», «Доктор

ерева и металла, что были установлены частым частоколом в этом стянутом грубыми нит

лляции. Сейчас он сдернет ткань и увидит прибитого к кресту Морену, словно пресловутого Христа из пантеона ушедших богов прошлого. Мученика, восставшего из мертвых. Захотелось нервно хохотну

ор Адлер, наверное, даже не дышал. Он отступил на шаг, освобождая место для полотна на полу, и вновь встретился с самим собой вз

- эт

уродливых картинок сыпался на зрительные нервы, перегружая закоротившее сознание. Он схватился за голову, резко пронзенный неожиданной болью, согнул

по глазам кнутами, складывая из потерянных пазлов забытые картины. Память издевательски медленно вскрывала канцелярским ножом очередное п

ом. Выбил его на внутренней стенке правого желудочка, чтобы с каждым ударом сердца ощ

ой. Тридцать восемь дней темноты в чертогах памяти, тридцать восемь дней вегетативного состояния его лимбической эмоциональной зоны головного мозга, тртдцать восемь дней

«Убийца. Безумец». Отражение дернуло левым уголком губ в сторону, придавая лицу неизвестное - хищное - выражение. «Это не он». Бет

ары. Он бил сильно, крича, вкладывая в удары всю доступную ему силу. Бил до тех пор, пока гладкое стекло не пошло мел

плоть, оседая на губах. - Это приносит раны...

ь? - шептал Ив, глядя на о

призван спасать, а не убивать, сердце рвется на части на тонкие длинные полосы мышечных волокон.

в, прижимая к груди ра

Сумасшедший» - кривящееся лицо в разбитом зеркале.

сь только боль и усталость, а ноги едва держали. Перегруз главного процессора Ив чувствовал каждой клеткой собственного тела. Затылочная область, височная, глазные яблоки.

не. Альфа стоял за его спиной. Такой же могучий и сильный, как и тогда, пя

дней надежды на счастливое существование. Он все это время искал сам себя, преследовал и мучил, разрушая снова и снова едва возведенные хлипкие барьеры. Он искал цель, приток, возможност

о от ужаса. Он превратился в чудовище. Его руки в крови до самих локтей. Он болен. Ему нужна помощь. Ему нельзя детей. Нельзя детей... Адлер моргнул, нижняя губа затряслась. Его нужн

удь, большие теплые руки сжали его крепко. Одна р

о, интимно, на

. Его трусило, истерика душила горло криком и слезами, иглами обкалывая чувствительную кожу п

альчик, его безумный мальчик. Ив снова натворил дел, а ему, Рене, ещ

г бы сломать тебе шею, даже не приложив особых

з по

ровленными губами, прик

асно ул

л выходящим из кабинета того жирного борова, Стокса, с разбитым носом. Ты мой героин, Ив.

ой, справляясь с дрожью, сглотн

грудь. - Болен, понимаешь? - страх холодной каплей заскользил по позвоноч

я. В жесте альфы отчетливо чувствовалос

делит виновного. Барбатос получит своего подража

рах облизал плотно сжатые гу

шь не ты, -

даже забыл, как дышать, п

. «Вердикт». - Никаких квартир и работы. Ты заперт, Ив, в камере строгого режима длительного заключения

мазав сопли по рубашке мужчины. Некоторые ве

тебе, по

скуле. - Ты целый, Ив. М