ЛЕГЕНДЫ О ПРОКЛЯТЫХ. НЕПРОЩЕННАЯ Книга 2
омню, как ломал и крушил полки, трюмо, картины. В замке воцарилась гробовая тишина. Каждая тварь тряслась от ужаса, ожидая, на кого обрушится мой гнев. Никто не смел сунуться ко мне в комн
му что девочка-смерть подставилась, и я знал, кто победит во мне сегодня, и от этого хотелось биться головой о стены, что я и делал. Глотал дамас и бился л
и в тот же момент до безобразия трезвый. Не берёт жидкость адская, не пронимает мозг, не течёт по венам благод
гу сделать! Только вынести окончательный вердикт. Этого от меня все ждут, и они правы - мои люди, уставшие и истерзанные войной, дававшие ей шанс за
ми вспышками, пока не затихла на кончиках шерсти, и я не отряхнулся, разбрызгивая капли крови в снег, принюхиваясь к ее запаху, витавшему в воздухе. Теперь я чувствовал его так остро, что он пронизывал меня тонким
языке мелкими искрами звериного наслаждения. Её кровь смешалась с моей. Мой хищник ощущал её внутри и
я видел в своих кошмарах. Они утягивали меня на дно мерзлого болота, и я тонул в вязкой кровавой жиже из останков моих жертв. Некоторых из них я узнавал и дёргался каждый раз, когда на меня смотрели мёртвые глаза растерзанных мною людей. Их сотни и все они жаждут моей смерти, а мне не страшно, я смотрю на них и понимаю, что убивал бы их снова, потому что все они - лассары,
ощутил, он витал где-то далеко за пределами замка, и я бросился на него, как оголтелый. Найти раньше, чем ОНИ её настигнут, найти раньше, чем найдет дозор Валласа. Потому что
другой, и моментами я ощущал себя человеком в волчьей шкуре, а моментами я становился всецело зверем и отпускал свою сущность на волю наслаждаться преимуществом над слабыми, драть на части добычу и вгрызаться в сочную плоть жертвы острыми клыками, вкуш
а честна! Потому что впервые её пальцы не обжигали меня, а глаза не смотрели с пронизывающей ненавистью, и я бы сдох тысячу раз, чтобы испытать это снова. Но я никогда не смогу ей этого простить. Я положил ей в руки своё собственное сердце, а эта сука раздавила его и выжала из него всю кровь. Я читал сомнения в её глазах, я видел борьбу и отчаянно ждал, кто же победит в ней: моя маалан или лассарская велиария. Маалан проиграла,
здравому смыслу, вопреки собственным законам и чести дас Даалов. Не дать праведному гневу восторжествовать над лассарской детоубийцей. Я верить хотел, что не она убила ребенка. Я истово убе
ал под моими клыками, выполняя свою клятву до конца. Умирали, чтобы она жила. Чувствовал, как крепнет внутри меня зверь, как вливаются в меня души умерших и извивается под кожей мощная си
то мог найти нас. Охранял её сон и снова шёл рыскать вокруг леса и возле озера.
он повел их по следу ниады. Опытный охотник, он мог выследить любую добычу, и на этот раз он действовал без моего приказа. Я мог бы казнить его за это, но та часть меня, которая все ещё мыслила здраво, понимал
анные, дрожащие от ужаса после увиденного, мои воины боялись подступиться к беззащитной ниаде, потому что видели вокруг неё останки тел, кото
мне отсечь ему голову, но не станет на мою сторону. Я видел в его глазах суеверный страх... и он не боялся меня, не боялся смерти – он боялся моего предательства. Я сам его боялся, я дрожал похлеще, чем они все, то сжимая, то разжимая пальцы на рукояти меча. Раздумывал, чем это о
ему лесу и запутался в макушках елей. Хлопья снега слетели полупрозрачным покрывалом на трупы м
ы забыл о том, кто я, и ради неё мог убить своих друзей. Проклятая шеана лишила меня разума и чести. Ещё один оттенок в палитру моей ненависти. Черный мазок на ярко-красных разво
е не оборачивался. Тянул сильнее, наслаждаясь её стонами и в то же время, чувствуя, как у самого саднит кожа на шее, словно это на мне железный ошейник, а н
его лишь женщина. Слабая и немощная физически. Взгляда её бо
и пришпорил коня, чувствуя, как потянул пленницу по снегу. Сжал че
любит меня. Что бы я ни делал ради неё, что бы ни швырял к её ногам, она будет жаждать моей смерти. Даже если бы
впустил в свою постель, и все они, мои люди, знали об этом. Не знали они только того, скольких я убил в попытке спасти её от их гнева. Лес усеян разодранными трупами моих дозорных, и я смотрел в глаза Сайяру и понимал, что он д
! Сукааа! Смерть шеане! Разорвать на части! –
ить самосуд, потому что я сказал, что сниму кожу живьем
ать им казнить ее. И за это я себя ненавижу так люто, что готов перерезать свою глотку. Дверь скрипнула, и я с трудом поднял голов
эта судьба была бы иной, и в тот же момент мне хотелось вложить в его руку кинжал и попросить его вырезать мне сердце за эти м
йди того, кто подойдет на роль уби
лаза от растекающегося по венам мгновенного жара, чтоб у
ало, – он, Саанан
рского воина
ло, Рейн,
все со стола на пол,
! Я велиар,
ы позволил ей сбежать и убить пацанёнка. Теперь
Сделал шаг к нему и приставил остриём к горлу, гляд
глаза мне смотрела, пока я пил. А я убит
нова отхлебнул дамаса, продол
тил слух...кинжал нашли в теле лассарск
е докажешь.
ессильным, Сайяр. Сл
улся и несколько секунд смотрел на огонь в камине, а потом отш
адцать плетей. Выживет – пойдет с нами на Таллада
ягу и с яростью
– глаза Сайяра блеснули триумфом, а я был готов выдрать их ногтями
рает грудную клетку от желания заорать, - шанс, что выжив
места. Не прощаем тех, кто видит нас на коленях, а я стоял на коленях...Перед ней. Валялся у её ног, вынося ей приговор. Это не она моя
ажи. Отдашь его на растерзание толпе - пусть делают с ним, что хотят. Вместе с ним казнишь нескольких стражников за то, что упуст
, чтоб она жила? – тихо спросил
этот вопрос – ты
анет от э
стену с такой силой, ч
идем. Собирать всё войско. Дозор в
оследний раз. В глаза суке этой посмотреть и сдохнуть там вместе с ней на грязном полу в проклятой