Сегодня завтра и всегда

Всю жизнь, сколько я себя помню, я чувствовал себя чуть-чуть особенным. Все дети большую часть времени проводили дома или в садике, а я почти жил в огромном здании и иногда ночевал дома. В этом здании работал мой папа. Это была огромная, можно сказать, лаборатория с длинными широкими коридорами. В каждом отделении было что-то интересное. То большие компьютеры, телевизоры, голограммы… Большая часть таких кабинетов отделялась прозрачными стенами, а некоторые были закрыты полностью, это зависело от того, что именно делали в помещении.

В таком огромном здании, где проводились разные эксперименты, обязательно должны были быть и врачи. И даже была не одна медсестра, как в школе, а, можно сказать, целая больница разных врачей. Хотя докторов здесь работало всего пять, они могли выполнять роль совершенно любого врача. Уж слишком умными они были. Они тоже ставили эксперименты, разрабатывали что-то интересное, новое и, конечно, с радостью помогали друг другу. Поэтому, если я болел, папа не вел меня в больницу или поликлинику… Зачем? Папина подруга лечила меня с самого рождения. Я там лечился, делал уроки, играл. Ну, в общем, жил. У меня даже была своя комната. Конечно, можете сказать, что лаборатория — это не место для детей, но там было достаточно свободного места и для меня. За мной следили сразу все папины коллеги, и вниманием я не был обделен. С математикой и информатикой мне могли помогать лучшие программисты в стране. Мне нравилось думать, что я сын каких-нибудь мстителей и вот должен сидеть один у них на работе среди одних взрослых для своей же безопасности. Других детей здесь не было. Меня зовут Эрик Паркер, и даже моя фамилия была такой же, как и у человека-паука. Так что представлять себя им было проще. Мне также нравились мои чуть вьющиеся светлые волосы, которые тоже добавляли схожести с Питером Паркером… По крайней мере, в моей фантазии.

А я всегда боялся врачей, сколько себя помню. Я относился к ним с осторожностью, и даже простые манипуляции меня напрягали. Именно поэтому мне не нравилась такая жизнь. В любой момент врач мог заметить, что что-то со мной не так: не так хожу, не так пою или не так ем, и увести, чтобы что-нибудь сделать! В любой момент они могли заметить не поставленную в школе прививку или назначить какой-нибудь анализ. Они, конечно, просто заботились и не хотели, чтобы со мной что-то случилось, но в моих глазах ребенка они казались издевателями… Немало слез и истерик здесь были оставлены мной по совершенно разным поводам.

Но с одним из этих всех врачей у меня были очень теплые отношения. Я его тоже боялся, когда он был врачом, но все равно как-то по-особенному доверял. Его звали Артем. Он был высоким, по сравнению со мной, мужчиной тридцати лет, но выглядел он моложе. Артём меня тоже очень любил. У меня было очень непростое детство, и большую часть моей жизни именно он заменял мне отца. Скорей всего я или кто-то другой расскажет вам об этом отрезке моей жизни попозже, но сейчас не об этом.

Так как мамы у меня уже давно не было, я жил только с отцом. Но он был постоянно в работе и редко обращал на меня внимание. А тем более после долгого моего отсутствия в его жизни мы оба не знали, как сблизиться. Я знал, что он любит меня, но виделись мы крайне редко. Артем и его прекрасная добрая жена Джесс по-прежнему были для меня ближе. Они воспитывали меня несколько лет, за которые я успел побывать в детском доме, я жил у них тогда, поэтому и после всего иногда папа отправлял меня с ночевкой к ним.

Мне было двенадцать лет, когда мы с пацанами из школы решили прогуляться после уроков. Ох, уж лучше бы я не ходил! Мы пошли попрыгать на гаражи, мне всегда нравилось заниматься паркуром. Это было, конечно, непрофессионально, мы просто по-подростковому выпендривались. Нам нравилось прыгать по крышам невысоких гаражей. Где-то расстояние было больше, где-то меньше. А я всегда бегал быстрее своих сверстников, поэтому даже не особо напрягался. Был у меня типа такой дар. В мои четыре года не каждый взрослый мог меня догнать, как рассказывали мне старшие.

— Эрик, давай ты первый! Здесь реально далеко, разгонись получше! — крикнул мне одноклассник Данил. Сегодня мы добрались до таких мест, где обычно не гуляли. Это были новые гаражи, высота, а значит, была и новая для нас «Трасса». Я стоял в начале крыши, а мои друзья, что бежали впереди, остановились у дальнего края, и пропасти я не видел.

— Да без проблем! Сколько там примерно? — спросил я, уже готовый разбегаться. Пацаны задумались, прикидывая расстояние.

— Я думаю, около двух метров… Чуть меньше, может… — протянул Стас и пожал плечами. Всего нас было трое, считая меня, мы часто придерживались нашей тройничковой команды, несмотря на то, что мой папа не очень одобрял мою дружбу с этими ребятами… Особенно со Стасом. Но мне было больше не с кем дружить.

Я показушно фыркнул на его слова, краем глаза заметив сомнения Данила, но не придал этому значения. Я уже бежал, держа ладошки прямыми для своей же быстроты. Мне всегда казалось, что это помогало, ведь натянутые ладошки рассекали воздух. Я приблизился к краю, глазами заранее рассчитывая свои шаги, чтобы последний оказался ровно перед краем. И только тогда я мог оценить пропасть, но останавливаться или пугаться было уже поздно. Высота на этих гаражах была выше тех, где мы привыкли бегать. А расстояние до следующего гаража действительно больше, чем я представлял. Там было явно больше двух метров, а необходимую скорость я не набрал… Я оттолкнулся со всей силы, вытягивая руки вперед. Ветер, что дул мне в спину, немного помогал, я чувствовал, как кудряшки разлетаются в полете, но полет был не очень долгим, хоть и приятным, в отличие приземления. Если это вообще можно было назвать приземлением… Я долетел до гаража, но не ногами, а руками. Мои ноги соскользнули вниз при первом соприкосновении, левой рукой я попробовал зацепиться за крышу, а правая на пару секунд оказалась прижата моим собственным телом к выступающей доске. Удержаться надолго не получилось, так что уже в следующую секунду я полетел вниз, изо всех сил надеясь на мягкое приземление. Было очень страшно и даже казалось, я услышал испуганный крик Данила. От такого незапланированного полета у меня захватило дух, и уже ближе к земле я отчетливо почувствовал, как стало прошибать болью правую руку.

Я не помнил, как приземлился, казалось, это было крайне неважным. Я не помню, как пацаны оказались возле меня. Меня ничего не беспокоило, кроме ужасно болящей руки. Я прекрасно помнил тот момент, когда сидел на траве среди какого-то мусора, опершись на стенку гаража, и прижимал ужасно болящую руку к себе, боясь ее потрогать, даже потрогать. Слезы сами полились из глаз, мне было уже без разницы, что Стас будет обзывать меня плаксой, я думал только о том, как бы поскорей пережить этот момент, когда боль чувствуется так ярко.

— Эрик, все хорошо? — спросил Данил и присел возле меня на корточки. Его голос был тихим и испуганным. Он положил ладонь мне на плечо и аккуратно отряхнул мои джинсы от песка, а затем отодвинул подальше разбитое стекло, которое лежало рядом. — Ты сможешь встать? Что у тебя болит?

— Мм… Рука, — промычал я, тихонько кивнул, но подниматься не спешил. Моя ладонь непроизвольно сжимала ткань кофты со всей силы. Я сидел, откинув голову на стену позади себя и закусив губу. — Смогу, но попозже… — сначала мне нужно было расслабиться и подождать, когда боль стихнет. Тут сразу накатила и легкая тошнота, так что я просто пытался успокоиться, сам себя уверяя, что все будет хорошо. Мне было абсолютно без разницы, что делали мои друзья, у меня не было сил контролировать еще и их действия и решения.

— Может, позвонишь папе? Он заберет тебя… — начал говорить Данил, но Стас его резко перебил.

— Нет! Ты что? Нельзя говорить родителям! Нам влетит. У него всего лишь небольшой ушиб, сейчас еще немного посидим, и все пройдет! — твердо произнес Стас, складывая руки на груди. — Да и зачем вообще кому-то говорить, дойти до дома-то он сможет! Да ведь, Эрик? Тем более автобусы ходят! Подумаешь, рука чуть-чуть болит, — я нехотя кивнул, устало прикрывая глаза, Данил, видимо, тоже стушевался. Стас всегда нами командовал, а мы вроде и не противостояли ему. Я был согласен с ним в каком-то смысле. Мне бы действительно влетело, если бы папа узнал, что я лазал по гаражам. Он у меня все же очень строгий. И я не хотел, чтобы кто-то снова начал меня лечить… Артем бы все равно докопался до правды… Я ему особо врать не умел. Было просто страшно, хоть и боль была почти невыносимая. Но я вроде вынес.

Спустя некоторое время я все же поднялся с земли. Всю дорогу до дома я старался не шевелить и не тревожить руку. Мальчишки помогли мне дойти до автобусной остановки, потом Стас пошел гулять дальше, взяв с нас обещание никому не говорить. Данил поехал со мной, помогая нести мой школьный рюкзак. Я был ему благодарен, хоть и не очень хотел показывать свои слезы. Ведь терпеть было довольно трудно. Вскоре я стал привыкать к этой боли, то ли просто рука стала ныть по-другому, но ближе к моему дому — лаборатории — мне стало чуть-чуть легче. Хотелось поскорей лечь в постель, отдохнуть, забыть это, как сон, и не чувствовать больше противную тошноту.

Но забыть об этом мне не давала яркая боль. Она не прошла, как говорил Стас. Боль была все такой же сильной от прикосновений и, даже находясь в покое, неслабо ныла. Два дня я сидел на обезболивающих и старался не попадаться никому на глаза. Спал я плохо, хоть и чуть лучше, чем вообще без таблеток, но все ужасные ощущения они все равно не гасили полностью.

На третий день, когда мне так и не стало лучше, ко всему добавился еще и страх. Артем уже, казалось, стал что-то подозревать. И, конечно, как тут ничего не заподозрить, когда я вдруг стал вести себя совершено по-другому. Я не появлялся в спортивном комплексе, который тоже был у папы на работе, где я всегда любил поиграть в волейбол или полазить на турниках. Я никогда не упускал возможности побегать, стащить что-нибудь незначительное и с улыбкой убежать, но в таком состоянии мне было явно не до этого! Обычно я был заметен всем взрослым в доме. Каждый видел меня хоть раз в день и страдал от моих небольших шуток, а потом вдруг резко я стал тихим и незаметным… Все знали, что это значило! Либо близится что-то страшное и медицинское, либо что-то не так. Кроме руки у меня заболела и голова. Я уже стал думать, что температура решила подняться за компанию! Ощущения были именно такими, будто я простудился… Только горло не болело, и насморка не было. Но проверить и удостовериться в своем состоянии я не мог. Просить градусник у врачей было бы подозрительно. Сразу началось бы: «А что случилось?», «Ты плохо себя чувствуешь?», «Эрик, все хорошо? Давай-ка я тебя осмотрю, выглядишь неважно…» А такое мне точно не нужно было! Рука в месте боли, между локтем и кистью, увеличилась, как мне казалось, в два раза, поэтому ее я тоже старался прятать от взрослых глаз. Артем несколько раз кидал на меня хмурый анализирующий взгляд, но я старался отвести тему или побыстрей уйти, а он вроде ничего пока не предпринимал, только задумчиво смотрел на меня, но сам не спрашивал.

Я сидел в своей комнате и упорно делал вид, что делаю уроки. Вообще я был правшой, но левой рукой писать тоже умел. С самого детства я рисовал левой рукой, разукрашивал правой, а кушал сначала одной, а когда она устанет, то другой рукой. И этому я был очень благодарен. Комната у меня здесь была небольшая, но и вещей здесь было по минимуму, так что большой простор чувствовался. У дальней стенки стояла серая кровать, рядом большой белый шкаф и белый стол, который был чуть выше обычных. В лаборатории все столы были такими, и они мне этим нравились, ведь к большим столам полагаются высокие стулья на колесиках. Стены, когда-то были тоже белыми, но еще в детстве я разрисовал их фломастерами и карандашами. А когда я стал постарше, то в дело пошли акварельные краски, так что комната выглядела уже более-менее красивой и детской.

Я лежал на столе на своей здоровой левой руке и ей же пытался что-то черкать в тетради от скуки. Делать уроки в таком состоянии был сложно, поэтому я просто терял время.

— Эрик? — я незаметно дернулся, когда в комнату зашел Артем. — Вот ты где! Пойдешь в волейбол играть в кругу? — спросил Артем, внимательно меня оглядывая. Моя болящая рука лежала на столе, но резко прятать ее было бы слишком подозрительно, поэтому я решил оставить все как есть, внутренне молясь, чтобы никто ничего не заметил. Это как с гаишниками. Если забыл пристегнуться, а потом увидел стражей правопорядка впереди, то не нужно резко дергаться! Это только повысит внимание к тебе! Мужчина медленно подошел ближе и встал позади меня, заглядывая в тетрадь.

— Не-е, я не хочу. Мне уроки нужно делать, — я постарался сделать лицо грустным, как будто я и сам был очень расстроен, что должен менять волейбол на домашку. А затем я вновь повернулся к столу, чтобы мой взгляд ничего не выдал! Я всегда странно себя вел, когда пытался что-то скрыть, а Артем меня слишком хорошо знал. Я уже не был уверен, догадывается ли он или нет, потому что его взгляд снова остановился на моей руке.

Я услышал тяжелый вздох и почувствовал, как он внимательно и, возможно, недовольно полностью меня оглядывал. Я попытался спрятать взгляд и снова взял ручку в левую руку, чтобы продолжить что-то писать. Но Артем меня остановил, неожиданно сказав то, чего я так боялся.

— Что у тебя с рукой? Почему я вижу ярко выраженный отек уже второй день, а ты мне и слова про это не говоришь? — строго спросил врач. Я после первого вопроса уже хотел все отрицать, но второй вопрос мне это не позволил. Хотя почему же не позволил? В принципе я могу… Артем медленно потянулся к моей руке, но я вовремя ее заслонил левой ладонью и прижал к себе.

— Ничего у меня нету с рукой… Просто… Комар укусил, и аллергия выскочила… — да, придумывать, я считаю, я мастер. У меня уже так было просто, только тогда кусал меня не один комар, конечно. Артем усмехнулся и прислонил ладонь к моему лбу. Я даже отшатнуться не успел…

— И температура у тебя от аллергии, естественно! Пойдем посмотрим на твой укус комара… — сказал врач и настойчиво подтолкнул меня, заставляя встать со стула. — Посмотрим и узнаем, укус комара ли это или поцелуй асфальта…

— Да правда не нужно! Я в порядке! — я застонал и сам от себя не ожидал, что голос будет таким тоненьким. Артем тем временем спокойно вел меня в сторону врачебных кабинетов. Этот путь мне был очень хорошо знакомым. Немного пройти через полукруглый коридор, завернуть в ответвление и все. Там можно было найти все что угодно! От стоматологического кресла до какой-то очень дорогой машины МРТ. Бюджет всей лаборатории, насколько я знал, был немаленьким. Сопротивляться я не мог, Артем всегда легко поднимал меня на руки в таких случаях и, как в детстве, пытался успокоить. Не скажу, что это не помогало. Очень даже помогало и успокаивало, но ведь здесь было полно других ученых, а я уже не был маленьким!

Врач завел меня в просторный кабинет. Посередине стоял стол, справа у стены шкаф и кушетка, в левом дальнем углу на другом столе стоял компьютер, рядом с которым была еще одна дверь, но чуть массивнее той, через которую мы вошли. Эта дверь была совершенно не похожа на выход.

— Присаживайся, — пригласил Артем, указав на стул за столом, а сам обошел его и встал с противоположной стороны.

— Не нужно! У меня все хор… — я не успел договорить свою жалостливую речь, сверкая своими загнанными глазами в сторону врача. Он меня перебил.

— Если бы было все хорошо, Эрик, ты бы так не трясся! — серьезно и спокойно сказал врач. Он внимательно смотрел мне в глаза, и я будто не мог отвести взгляд. Он прав! Но вот так просто сдаваться я не хотел, поэтому продолжал стоять столбом, невербально протестуя. — Хорошо, Эрик, давай так, — вздохнул Артем, и стал оборачиваться в поисках чего-то, и через несколько секунд взял пол-литровую бутылку воды. — Если ты сможешь взять ее правой рукой и подержать хотя бы пять секунд спокойно. Без слез после, чтобы я видел, что тебе не больно, то я поверю, что все хорошо, и перестану приставать. Хорошо? — сказал он и спокойно пододвинул бутылку ко мне. Я опустил глаза, с сожалением пялясь на эту бутылку. Я уже представлял, какой болью охватит руку, если попытаюсь это сделать. Я даже не пошевелился, стоял, опустив голову, и молчал. Артем спокойно ждал моих действий, поэтому кабинет ненадолго погрузился в тишину. — Ну все, тогда, — вздохнул Артем, — садись и не капризничай, — он мягко подтолкнул меня к стулу и, усадив, аккуратно взял мою больную руку.