Своенравная наложница.

Графство Миддлсекс, 1582 год.

Молодой человек весьма приятной наружности сжимал тонкие изящные ручки трепещущей красавицы в своих крепких загорелых руках.

- Лиззи, - с волнением выдохнул он её имя у самых губ девушки, взволнованной не меньше него.

Она ощутила свежесть его дыхания и слабый аромат шалфея. Наверное, Вилли почистил его листиком зубы перед тем, как пойти к ней на свидание. Выходит, не сомневался, что сегодня, наконец, сорвёт у неё долгожданный поцелуй. Ибо сколько можно дразнить его одними обещаниями? Какой мужчина это вытерпит? Пора, давно пора им перейти от слов к делу. От пустой болтовни к серьёзным вещам.

Лёгкое облачко омрачило гладкий белый лоб Элизабет Хэнли. Да, отважилась она, придётся уступить ему на этот раз, иначе его скоро разорвёт от желания поцеловать меня.

Она сама подставила ему свои сочные розовые губы, сложив их бутончиком.

Тело Вильяма потянула судорога страстного желания. Уже смотреть на этот нежный бутон было мучительно сладко. А уж коснуться его... прильнуть... испить её мёд... О-о-о, если он сию же минуту этого не сделает, то начисто сбрендит, лишится рассудка.

Вильям сжал обеими руками тонкий стройный стан Элизабет, привлекая её к себе. От поцелуя, которого он так долго ждал и добивался, у него перехватило дух, и закружилась голова.

Она же явно была разочарована, ибо не почувствовала ничего, о чём читала в романах. Предвкушение поцелуя оказалось волнительней самого поцелуя.

- Фу, Вилли, - скорчила она недовольную гримаску, - ты, оказывается, совсем не умеешь целоваться.

Он обиженно надулся.

- Как это - не умею? Нет, постой. Ты просто ничего в этом не смыслишь, Лиззи. Откуда бы тебе? У тебя же совершенно нет опыта.

- Да и у тебя тоже, как я посмотрю, - залилась она смехом. - А вот у меня он как раз-таки есть.

Он грубо схватил её за руку.

- Ты уже целовалась с другими? С кем? - допытывался Вильям, сжимая ей запястье. - Сейчас же говори, кто этот негодяй? Я пойду и убью его... клянусь пречистой девой!

- Ха-ха-ха! Слишком много тебе придётся перебить негодяев, Вилли.

- Так он не один? Сколько же их было у тебя?

- Хи-хи! Я не считала...

- Какая же ты ветреница, Лиззи! - изумился Вильям. - И где ты их нашла, если ещё ни разу не выезжала в свет?

- Отпусти мою руку, мне больно, - внезапно рассердилась Элизабет и, когда он, оторопев, послушался, потёрла покрасневшее запястье. - В нашей семейной библиотеке, дурачок.

- Так это литературные герои? - сообразил он и с большим облегчением вздохнул. - Ну, твой книжный опыт не в счёт.

- И, однако, я много почерпнула из него, - возразила она, с тонкой насмешкой глядя на юношу. - Знал бы ты, сколько раз моё сердечко обмирало или уходило в пятки, когда я зачитывалась любовными сценами. Ах, ты никогда не сможешь довести меня до такого же экстаза, как все эти рыцари в сверкающих латах и принцы из книг!

Вильям снова обиженно насупился.

- Девчонка! Сущее дитя!

- Не такое уж я и дитя, Вилли. Мне уже семнадцать, я почти перестарок. Хорошо, что наша королева состарилась и теперь берёт себе фрейлин постарше. А то раньше, бывало, её окружали подростки тринадцати-четырнадцати лет. И если к шестнадцати годам не успевали найти себе мужей при её дворе, то над ними все потешались.

- Ты что - собираешься ко двору искать себе мужа?

- Как будто для тебя это новость, Вилли! Хоть однажды я должна побывать там. Это же неслыханно - жить так близко от Лондона и не видеть двора!

Вильям схватился за голову.

- О, пресвятая дева! Ты же там сведёшь с ума всех поголовно! Всех этих старых, жирных развратников, пьяниц и волокит! Вряд ли тебе удастся сохранить невинность в этом рассаднике порока.

- Ты что-то путаешь. Двор королевы Елизаветы - самый добродетельный из всех европейских королевских дворов. Не забывай, что она КОРОЛЕВА-ДЕВСТВЕННИЦА и не терпит вокруг себя грязи.

- Ну, хорошо, - кивнул Вильям, исподволь поглаживая спину девушки. Ох, какая же у неё величавая осанка, королеве только мечтать о такой! Какие мягкие, изящные линии! Как плавно они переходят в то место, на котором сидят! - Допустим, что к тебе отнесутся уважительно. И никто не будет стараться тебя совратить. Но зато ты обретёшь там массу поклонников, и кто-нибудь из них непременно приглянется тебе.

- Кто-нибудь из старых разжиревших пьяниц? - хихикнула Элизабет. - Высокого же ты обо мне мнения.

- Думаю, там найдутся и молодые статные повесы. Сладкоречивые пройдохи, льющие елей девушкам в уши. И вернёшься ты оттуда в лучшем случае просватанной, а в худшем скомпрометированной кем-нибудь из них. Нет-нет, Лиззи, мне эта идея совсем не нравится. Решительно не нравится, так и знай.

Элизабет была обескуражена. Она ведь никогда не рассматривала королевский двор в таком свете. Для неё это, прежде всего, была возможность показать себя миру и самой на мир посмотреть. Набраться жизненного опыта, мудрости, да элементарных знаний о том, чем люди живут. Что она видела в отцовском имении? Сам-то папаша регулярно ездил ко двору, иногда брал с собой мачеху, а в последнее время старшую дочь со смутной надеждой найти ей мало-мальски подходящего жениха. А сама Лиззи была вынуждена оставаться дома. Отец объяснял это просто:

- Если я возьму и тебя, детка, на твоей сестрице можно будет поставить крест. Все будут глазеть только на тебя, и никто не посмотрит в её сторону. Нет, пока я не выдам Джорджи замуж, и не мечтай о выходе в большой свет. В конце концов, так заведено по всему миру: вначале пристраивают старшую сестру, а потом уже младшую.

Элизабет всегда бурно реагировала на такие заявления.

- Если вы не пристроите её в ближайшем будущем, папенька, на мне тоже можно будет поставить жирный крест. Ещё год-два, и я прослыву старой девой.

В ответ сэр Роберт Хэнли загадочно улыбался. Элизабет не понимала, что означает эта улыбка. Чувствовала одну лишь досаду на то, что у неё есть старшая сестра и что эта сестра уродилась такой невзрачной.

- Так чего же ты хочешь, милый? - растерянно пробормотала Элизабет, не замечая, как рука Вилли ползёт вниз и гладит ей уже не поясницу, а то, что пониже. Сегодня она оделась для верховой езды, и отсутствие каркасов, нижних юбок самым выгодным и провокационным образом подчеркивало её женственность.

- Чего я хочу? - отозвался Вильям тоже рассеянно. Всё его внимание было поглощено тем местом, которое он самозабвенно ласкал. - Тебя хочу, Лиззи. В жёны.

Элизабет печально вздохнула.

- Сомневаюсь, что мой отец захочет иметь такого зятя. Ты младший сын в семье. У тебя нет ни титула, ни своего имения, ни денег, ни заметной должности при дворе - ну, совсем ничего. Я заранее знаю, что он скажет. «На что ты будешь содержать жену? И какая мне выгода от знакомства с тобой? Моя дочь заслуживает самой блестящей партии, а не такой, где мне придётся содержать её до конца жизни».

Элизабет скопировала голос отца, его интонации так поразительно схоже, что Вилли поневоле дрогнул и на минуту отвлёкся от своего приятного занятия.

- Значит, нужно сделать так, Лиззи, чтобы он был ВЫНУЖДЕН отдать тебя за меня. Как ты на это посмотришь?

Девушка была ещё настолько невинна, что не поняла значения его слов. В её представлениях объятия и поцелуи были апогеем любовных отношений, завершающей фазой в их развитии. И в тех романах, которые она читала, всё заканчивалось именно этим. Влюблённые сливались в нежном объятии, а их губы в страстном поцелуе - ах, как это прекрасно и замечательно - и затем у них чудесным образом рождались дети.

Элизабет никогда не задумывалась над тем, откуда они могли взяться, считала, что влюблённой парочке их приносил на своих крыльях Ангел. Ведь не зря все твердят, что дети - это благословение Господа, и если Господу угоден тот или иной союз, он благословляет его детьми.

Возможно, в иных романах упоминалось о чём-то ещё, что приводит к счастливому отцовству и материнству, но Элизабет они не попадались. Сэр Роберт тщательно следил за тем, что читает его дочь, и такие книги были спрятаны от неё за семью замками.

А что же значило в её понимании слово «девственница»? Например, её тёзка королева-девственница Елизавета, не имевшая ни мужа, ни детей. То, что она никому не дарила своих объятий и поцелуев без любви. А её фаворит Роберт Дадли... какие отношения их связывали? Ну, разумеется, чисто дружеские и платонические. Он просто нравился ей как самый красивый мужчина двора. Она выделяла его из всех, и он был её рыцарем, носившим за ней шлейф.

Тем не менее Элизабет чисто инстинктивно опасалась того самого совращения, на которое намекнул сейчас Вильям. Это что-то нехорошее и грязное. И тоже, наверно, может привести к рождению детей, только не благословенных Господом, а бастардов. Но с ещё большей вероятностью к потере репутации семьи и доброго имени, которой так боятся все девушки. Ведь после такого несчастья уже невозможно выйти замуж даже не по любви.

Словом, понятия Элизабет об отношениях между мужчиной и женщиной были достаточно путаные. Вот почему она так рвалась ко двору - чтобы лучше в них разобраться.

Вильяму было невдомёк, что творилось в её прелестной головке. Её молчание в ответ на заданный им вопрос он принял за согласие. Он мечтал получить эту девушку в жёны, и она была не против, чего не скажешь о её отце. Так чего же ещё ждать? Его согласия? Откуда оно придёт, если Вильяму не светят ни получение наследства, ни повышение по службе, ни прочие блага? Добиться его можно, только... обесчестив Лиззи. Тогда милейшему сэру Роберту ничего другого не останется, кроме как согласиться на их союз.

Он отважно нырнул рукой под подол её тёмно-розовой амазонки, нащупал довольно острую коленку, затянутую в шёлковый чулок, и добрался до атласной подвязки. Ещё чуть выше, и вот оно - обнажённое тело, ничем не защищённое от его дерзких атак. Какое же гладкое, нежное, холёное! Нежнее и приятнее на ощупь самого лучшего и дорогого шёлка. Ах, а вот и заветный холмик, до чего же пухленький! Это было немного неожиданно, но безумно мило - обнаружить такой у миниатюрной девушки. Как бы ему хотелось посмотреть на эти чудные завитки, покрывающие его, при свете дня, а не в тёмной конюшне! Ну, даст Бог, такая возможность представится ему ещё не раз.

Бесстыдные поползновения Вильяма рассеяли туманные грёзы Элизабет. Она с усилием вынырнула из них и гневно нахмурила брови.

- Ты с ума сошёл, Вилли! Что ты себе позволяешь? Сейчас же убери оттуда руку!

- Но мы же договорились, Лиззи, - запротестовал он, не спеша выполнять её требование. Боже! Его руке было так хорошо в этом тёплом, уютном гнёздышке, и не хотелось его покидать.

- Убери, тебе говорят! - расплакалась Элизабет, чувствуя прямо противоположное ему. Вот он, первый любовный опыт, до чего же отвратительный! Ничего из того, о чём пишут в романах, а совсем наоборот: вместо восторга, парения, лёгкости горечь, тяжесть и стыд, жгучий стыд.

В одной из этих вредных, как теперь считала Лиззи, книжонок было написано, что героиня чувствовала себя в объятиях возлюбленного так, как будто напилась сладкого сиропа со вкусом роз, абрикосов и ванили. А Элизабет ощущала во рту металлический привкус, словно проглотила кусок раскалённого железа.

- Я пойду домой, пожалуй, - проронила она, освобождаясь из объятий Вилли.

Пользуясь его растерянностью, она почти добрела до выхода из конюшни, когда он, опомнившись, крикнул ей вдогонку:

- Куда же ты, Лиззи? Между нами не всё решено.

- Между нами всё кончено, Вилли, - не оборачиваясь, объявила она.

Он остолбенел.

- Отчего, милая? Что привело тебя к такому решению?

Она остановилась у самой двери и, полуобернувшись к нему, охотно объяснила:

- Твоё гнусное и непристойное предложение. Не считай меня настолько наивной, чтобы не понять его суть. Ты хочешь, чтоб я отдала тебе свою невинность до свадьбы.

- Потому что это единственный выход для нас, - с горячностью перебил её Вильям.

- Но женщины в нашем роду никогда и ни при каких обстоятельствах на такое не шли, - не слушая его, продолжала Элизабет. - Если ты хочешь, чтобы я вышла за тебя, добивайся моей руки у отца, как честный порядочный человек и джентльмен.

С этими словами она распахнула дверь и гордо шагнула наружу.

- Я всё же буду ждать тебя завтра на нашем месте в положенный час! - успел он крикнуть раньше, чем за ней захлопнулась дверь.