Попаданку приглашали? 1983 - Тунис

ПРОЛОГ

Пришлось продать машину и даже закрыть бизнес. Небольшой, но всё же. Жалко, но и это почти ничего не меняло в моей вопиющей ситуации. Долгов было море. Жизнь ещё раз дала понять, что если я не перестану воспринимать всё и всех вокруг, как добрых и порядочных дядь и тёть, и не научусь мстить за подставы и откровенный обман, то в следующий раз точно мало не покажется. Ну, как мстить? Не мстить, а менять своё отношение к поступающей информации, независимо от формы и способа подачи. Везде ангажированность и скрытое желание тебя использовать. Степень использования пора регулировать быстро и на свой счет. Не то, чтобы я была уж совсем простушкой, но гештальты имелись.

Я сидела в кафе в центре Москвы, попивая самый дорогой кофе, который подавали в заведении. Из принципа. Можно было выбрать из девяти или десяти сортов кофейных зёрен, заботливо насыпанных в хрустальные колбы с массивными крышками в виде капель. Я взяла африканский, из Бурунди. Он отдавал арахисом и цитрусовыми, остальные ноты, которые ему приписывали, я не слышала.

- К вам можно? – передо мной стоял мужчина лет пятидесяти, дорого и со вкусом одетый. В одной руке он держал чашку кофе, в другой довольно потрёпанный кожаный портфель тёмно-зелёного цвета.

- Необычно, - ответила я ему, искренне удивляясь его просьбе, так как кругом было полно свободных столиков, - я вас знаю?

- Да, мы давно знакомы, Исидора. Мы учились в одном институте, только я на японском и несколько лет позже, а вы на арабском. Вас называли часто Дункан*, я прав?

- То, что я училась в ИСАА** - это правда, а то, что вы там учились, не имею никакого понятия. Так что временно приму на веру ваши слова. А Дункан меня до сих пор многие зовут, это не секрет, – не говорить же ему, что это и есть моя фамилия, и ничего в этом странного нет, если люди меня зовут по фамилии, - садитесь, - я показала ему рукой на свободный стул за моим столиком.

- Нам не удалось близко познакомиться в студенческие годы, но я вас узнал и решил подойти. Вы почти не изменились, - продолжал мужчина, - Олег Пригожин, - он слегка наклонил голову, произнося своё имя.

Отлично. С окончания института прошёл не один десяток лет. Конечно, не изменилась. И о чём нам разговаривать? Мы же практически чужие люди, разве что из одного учебного заведения и одного города. Но это срабатывает за границей, не здесь, так что я приготовилась. Мало ли. Просто так вряд ли он бы подошёл. Тем более, что я поклялась всеми своими победами и успехами, что буду слушать людей внимательнее и ответы давать на следующий день, а не сразу, как на интернет-вебинаре по продаже курсов всего на свете.

- Я, собственно, ещё и хотел передать вам привет от Хакима, вашего тунисского друга, я видел его не так давно.

- Олег, не путайте меня, пожалуйста, - улыбнулась я, не имея никакого повода это делать, - я вас вижу первый раз, а вы мне передаёте привет от иностранца, которому сообщили, что собираетесь

со мной увидеться? Я могла бы и не разрешить садиться со мной за один столик, тогда что бы вы делали?

- Исидора, это всё формальности, не имеющего к делу никакого отношения. Вам привет от Хакима Хаммами, точнее, привет-вопрос.

- Задавайте!

Я подумала, что мало теряю. Выслушаю. Хаким... прошло примерно лет сорок, как я вернулась из языковой стажировки из Туниса. Нас, меня и ещё трёх однокурсниц из МГУ, и двух студентов из Армении, отправили тогда учиться в Тунисский университет Эль-Манар, точнее, Институт современных языков Бургибы. Время было советское, лихое, мы были наивны, доверчивы, полны иллюзий о странах арабского Магриба, и столкнулись с такими сложностями пребывания в капстране, что один парень даже не выдержал напряжения, и его отправили раньше срока обратно. Почти свихнулся бедный. Начал заговариваться. Никак не мог смириться с тем, что общаться с окружающим миром можно было только предупредив о каждом своём шаге в посольство, а со вторым однокурсником отношения не сложились.

Хаким как раз помогал нам справиться с бытом и навести кое-какие контакты с местным населением. Мы же были любопытными, и нам очень хотелось попробовать именно то, что запрещалось, сходить туда, куда нельзя, купить что-нибудь на чёрном рынке и так далее. Я сразу вспомнила этого общительного типчика по прошествии стольких лет. Да он, наверное, совсем старый уже. Что ж ему от меня понадобилось?

- Он мне передал, что ждёт вас в Тунисе. Готов оплатить перелёт и проживание по самому высшему разряду. Приглашает вас в гости.

- Опять необычно, - я отпила от остывающего кофе, - а вопрос-то в чём?

- Если вы согласитесь и поможете ему в одном расследовании, как я понял, у вас больше не будет материальных проблем.

- Откуда вы знаете про мои проблемы?

- Я? Я ничего не знаю, Исидора, что вы! Я лишь любезно согласился выполнить просьбу Господина Хаммами связаться с вами.

- О какой сумме идёт речь?

- Хаким очень состоятельный человек сейчас. Но сумму он мне не озвучил, - Олег развёл руками.

- От состоятельных как раз больше проблем, чем от обычных людей. А что за расследование, тоже не знаете, так?

- Оно связано с его сестрой, Марьям, - серьёзно так произнёс Олег.

- Понятно. Его сестра пропала в мою бытность в Тунисе, то есть почти сорок лет назад. Вы шутите?

- Вы согласны? – он немного напирал и вообще был нагловатый и самоуверенный. Видимо, чувствовал за собой защиту, или тоже был состоятельный.

- Я абсолютно не в теме. После того, как закончилась практика, и мы уехали, Тунис и всё, что с ним связано, просто исчезли из моей жизни. Я ничем, наверное, не могу помочь. Я всегда готова помочь...

И тут я подумала: «а не съездить ли мне в Африку?»

-------

*Исидора (Айседора) Дункан (1877-1927) американская танцовщица-новаторша, основоположница свободного танца, одна из жён Сергея Есенина

** Институт стран Азии и Африки при МГУ (факультет востоковедения и африканистики МГУ)

--------

1. Отель "Paradise"

Я открыла глаза. Передо мной синело Средиземное море, по пляжу нежно гулял тёплый ветерок, вечернее солнце клонилось к закату. Сама я лежала под зонтиком на большом белом полотенце, которое было постелено прямо на мелком жёлтом прибрежном песке. На мне был старомодный, но добротный пёстрый купальник, а ногти на ногах накрашены малиновым цветом, какой я сама бы ни в жисть не выбрала. Я всегда предпочитала красный педикюр, цвета венозной крови, как шутила одна моя приятельница. Рядом с полотенцем валялись резиновые вьетнамки, явно купленные наспех, широкополая соломенная шляпа местного производства, а под зонтиком стояла большая пляжная тряпичная сумка, тоже не в моём вкусе.

- Ну, здравствуй, Тунис! – сказала я вслух. Жизнь меня заставила, именно заставила, ничему не удивляться, а сразу оценивать ситуацию. Даже такую, когда ты в собственном прошлом в Северной Африке и тебе опять 21 год, но! Как выяснилось, только внешне. Память и опыт остались при мне.

Я на всякий случай зажмурилась и медленно опять открыла глаза. Море никуда не делось. Как и всё остальное. Села и повернула голову вправо. Совсем недалеко, под таким же зонтиком, сидела на таком же полотенце женщина, лет шестидесяти. Топлес. Так себе зрелище. Похоже, попавшая сюда из Западной Европы – белокожая блондинка, слегка обгоревшая под средиземноморским солнцем. На её плечах виднелись следы ожогов, какие оставляет на коже неравномерный загар, если вовремя не защититься и сразу улечься на пляже.

Женщина тоже посмотрела на меня и приветливо улыбнулась.

- Deutsch?* - сразу спросила она.

- Францюзиш? - ответила я, как могла.

Немка замотала головой. Да, родимая, немецкий я не знаю и говорить мне с тобой не о чем. Продолжай тратить свои пенсионные накопления на ловких и страстных тунисских самцов, только смотри не подхвати инфекцию. Африка же, как ни крути.

Немка уже махала рукой, на которой поблёскивали пять - шесть золотых браслетов. Она махала в другую сторону, явно кого-то подзывая. К ней на всех парусах спешил смуглый молодой араб. Оно и понятно. Подбежал и плюхнулся рядом на песок. Она игриво взвизгнула и стала ему что-то говорить. Понимал он или нет, значения не имело, каждый знал, зачем он там лежит на песочке и сколько у них впереди дней оплаченного счастья. Тунис славился своим секс-туризмом на всю Европу. Причём, специализировался именно в таком направлении: мальчики и бабушки. Хотя, при желании, схему можно было без труда поменять. Я рассуждала и смотрела на эту парочку голубков совершенно спокойно, ничему не удивляясь, как будто я только и делаю, что провожу время на пляже и смотрю по сторонам. Тогда, в советское время, нам это казалось верхом распутства, эдакой капиталистической перверсией, о которой предстояло рассказывать знакомым по возвращении.

В пляжной сумке лежало аккуратно свёрнутое парео такой же аляповатой расцветки, как и купальник, косметичка и старомодные солнечные очки - белая толстая пластиковая оправа с двумя камешками по краям, где начинаются дужки. Уродство и дешевка, а мы носили и радовались. В клеёнчатой косметичке с фото Мадонны были вещи поинтереснее. Два новых тюбика помады, пудреница, тюбик крема для тела и большой медный ключ с массивным брелоком в виде башни от мечети, где был выбит номер «213» и слово «Paradise», а также мой старый советский загранпаспорт на моё настоящее имя.

Я тут же открыла страницу с визами. На ней стояла входная виза Туниса от тринадцатого октября 1983 года. Это меня здорово впечатлило, но я старалась не показывать виду. Осмотрела сумку ещё раз и нашла внутренний карман. В кармане лежал красный кошелёк, туго набитый тунисскими купюрами. На вскидку там было около двух тысяч долларов, курс я помнила идеально, он был стабильным в те времена. Сумма вполне приличная для первого времени. Хаким явно показывал своё гостеприимство.

Я и отель Paradise хорошо помнила, не помнила только, как я сюда попала, и что мне надо делать. Если не считать, конечно, ожидания вестей от Хакима. Мыслей о мобильном телефоне даже не возникло. В 1983 году они мне были ни к чему. Как только мы без них жили! Свободнее, во всяком случае. Точную дату сегодняшнего дня я собиралась узнать в отеле, куда и направилась, обвязавшись парео.

Отель стоял на первой линии, идти было всего ничего по гладкой деревянной дорожке.

- Мадемуазель не хочет приятно провести время? – это местный жиголо отслеживал моё передвижение, наверное, с первого шага.

- Пока нет. Я только что прилетела, - мне от него было ничего не нужно, но я не люблю грубо посылать трудовой народ .

- Держите мою визитную карточку! Один маленький звонок по телефону, и вы получите всё, что захотите. Мы работаем по всем направлениям, - он улыбался и светился.

Если бы мне и правда был 21 год, я давно бы от него убежала, а сейчас мне было в кайф слушать эту ахинею.

- Да, давайте карточку, - кивнула я этому разодетому по последней африканской моде арабу и закинула её в бездонную пляжную сумку, благополучно и моментально забыв о её существовании.

Если входить в детали, то всё было сделано неправильно. Будучи студенткой советского ВУЗа на стажировке в капстране, я не имела никакого права разгуливать свободно, да ещё и в одиночестве, по Тунису и останавливаться в пятизвёздочном отеле. Даже не уверена, что меня бы там поселили, настолько это выглядело неправдоподобно. Мои милые сокурсницы давно должны бы были уже донести в посольство о моей пропаже, и меня бы уже обязательно нашли, если я ещё и зарегистрировалась в отеле под своим именем. Но тут явно было что-то нарушено по договорённости, так что я шла, чего только не ожидая.

Отель я и правда помнила, как будто была там год назад. Молодость с нами навсегда, что и говорить, это потом уже все дни и годы начинают сливаться в какую-то похожую череду событий, и нет никакой разницы, весна за окном или осень.

Прихватив пару газет со стойки у входа – одну на французском, вторую на арабском, я безошибочно прошла по старой памяти к лифтам. Судя по газетам, на дворе цвела весна – 10 марта. То-то я подумала, что на пляже не жарко, и ветерок был холодноват. У кнопок вызова стояла медная пепельница на ножке в восточном стиле. Мне такие раньше не попадались, во всяком случае, я таких пепельниц не помнила. Красивые.

Открылись двери лифта, у которого я стояла. Из кабины вышел высокий молодой мужчина европейской наружности, в шортах, футболке и красной бейсболке. Всё бы ничего, но на бейсболке был изображён знак нашего «Спартака» - тот самый белый ромбик на красном фоне. Я на всякий случай не отреагировала. Для наших ходить по дорогим отелям, афишируя, что я мол из СССР, смотрите на меня, было не только не типично, но неприемлемо. Значит, это был либо какой-нибудь западный турист, купивший бейсболку у русского, либо получивший её в подарок при выгодном обмене банки чёрной икры из посольского магазина на дешевую магнитолу для машины.

- Хеллоу! – поздоровался болельщик Спартака.

Я молча кивнула. Кто он по национальности, не разобрала.

Номер «213» находился на втором этаже, как ему и полагается. Я открыла дверь ключом из сумки. Ничего себе! Огромный двухкомнатный номер, мебелированный в западном стиле, с белыми диванами и огромным телевизором. Не хватало только рояля. На столе стояла хрустальная ваза с фруктами: гроздь крупного сладкого тунисского винограда, который я обожала, два апельсина сорта «Томсон», насколько я помню название этого сорта, груши, бананы и, конечно, финики. Лучше тунисских фиников никаких других фиников не существует. Они самые вкусные. Финики стояли отдельно – в прозрачной вазочке с крышкой. Я тут же съела две штуки. А потом только увидела маленький конверт.

«Прекрасная! – читала я послание, - буду в семь у тебя. До встречи, с Богом!» - написано было рукой по-арабски чернильной ручкой. Бумага пахла сандалом. Хаким выпендривался. Это в его вкусе. Никто другой написать мне послание не мог.

Хаким преподавал у нас арабский, но не в качестве основного препода, а как бы его помощника, так как сам ещё был студентом. И не литературный язык преподавал, на котором арабы пишут и слушают новости по телеку, а тунисский диалект в качестве бонуса к основным знаниям. На тунисском диалекте можно было изъясняться на рынке, в транспорте и в кафе, но с таким же успехом можно было это всё проделывать и на французском, и нам диалект учить особо не хотелось. Его и использовать потом было бы негде, а возиться с особенностями и разными берберскими и полу французскими вкраплениями и подавно.

- В России очень красивые девушки, - начал знакомство Хаким в перерыве между парами.

На другое у него фантазии не хватило. Ещё бы мы не были красивыми. Мама и папа нас холили и лелеяли, учили, воспитывали, мы носили чистую одежду, мыли голову и от нас хорошо пахло. Раньше я никогда не знала, что можно по-другому, но мир многолик, и все живут, как могут.

- Я очень люблю советское кино, - продолжил Хаким.

Ну, и так далее, слово за слово, потом мы пригласили его в наш культурный центр смотреть это самое кино, а он в ответ показывал нам столицу, где какой магазин, где какая мечеть, где делают лучший кускус*. Иногда угощал за свой счёт какими-нибудь сладостями, но не всех, а меня. То есть он выделил меня из остальных и пригласил как-то погулять до занятий, хотел что-то сказать. Делать этого мне было нельзя, но я так офигела уже не имея возможности ни общаться, ни гулять, ни ходить в кино на западные фильмы, что периодически выходила из-под контроля. Да и девчонки тоже мало-помалу куда-нибудь исчезали. Это все делали, но не у всех это безнаказанно получалось. В основном успех зависел от того, насколько умело я могла обойти нашего главного стукача – второго армянского сокурсника, с ним договориться было практически невозможно – только обмануть и не попасться на глаза.

- Я тут задумал написать одну книгу, про русских в Тунисе, - начал Хаким издалека, - я же филолог всё-таки.

- Нашёл, что писать, - мне было это непонятно, - про жизнь в посольстве, что ли? Тут пятнадцать русских жён на всю страну.

- Это так, но меня интересует только одна - Марина Хабиб. Ты её знаешь?

Я знала Марину, но говорить ему этого не стала.

- Нет, кто она?

- Познакомься с ней, пожалуйста! У неё есть очень интересные связи.

Тут мне бы расспросить его поподробнее, зачем ему это было нужно, чем она занимается, и не грозит ли мне чем контакт с бывшей светской гражданкой по части моего правильного поведения, но я не придала этому большого значения, так как была совсем не пуганой и ни в какие передряги на этой почве ещё влезть не успела.

- О чем книгу-то будешь писать, колись! – спросила из вежливости.

Он замялся и толком ничего не сказал. Понятно с книгой.

---

Кускус* - пшеничная крупа, которая служит основой для одноимённого блюда магрибского или берберского происхождения.

---