Возлюбленный враг

мотреться, как в зеркало. Хотя вместо того, чтобы намывать, Фиренз бы с удовольствием прошлась по нему в грязных сапогах, да еще и поплевала бы от души. Но она прекрасно знала, чт

в темницу, но для изобретательного восточного ума Сулеймана это было слишком просто. Он придумывал для провинившихся, как он сам говорил, «изысканные» пытки, в них страдания душевные были гораздо сильнее физических. И это оказалось самым страшным: Фиренз была сильной, она могла терпеть любую телесную боль, но вот боль дух

ной отдушиной для Фиренз, позволявшей ей не скатиться до уровня безмозглой рабочей скотины, стали воспоминания. Яркие грезы о том времени, когда она была сильной и свободной. Когда враги трепетали при упоминании ее имени. А рядом были друзья. При мысли о друзьях сразу же всплывал образ Готфрида. Сейчас, проигравшая, опустошенная, почти сломленная, она особо сильно тосковала по нему. Хотелось

да-нибудь услышать голос Готфрида наяву, а не в мечтах. По доходившим до нее обрывочны

глянув на блестящий пол. — В похожести наших судеб. Мы оба когда-то был

ю тряпку, пошла за чистой водой — сегодня ей

лужила ей комнатой. Все, чего ей сейчас хотелось — рухнуть на соломенный тюфяк и пров

нно помимо воли перебирая возможные поводы для наказани

небрежно бросил под но

ровары из прозрачной нежно-зеленой органзы, шитый золото

танц

а это одевать? — Фиренз

азываю. — Сулейман

асосало по

жели

клянусь, я перегрызу те

ела. Может она и привыкла к подчинению, но не настоль

чающим взглядом. — Стоит мне только щелкнуть пальцами, и сотни прекраснейших наложниц б

иренз брезгливо кивнула на та

ция неверных… Просто хочу, чтобы

недвусмысленно намекнуть европейцам: скоро они все будут плясать под его дудку. И, конечно же, он н

хать мечом», — с тех пор, как она стала частью

подошел ближе и в прямом смысле с

е, пояс из монеток — все это обру

ьности. — Сулейман усмехнулся и ушел, оставив заст

ив невидящий взгляд в пространство, а

ренз осмотрела с

разврат

лько подчеркивал. Прозрачные шаровары выставляли на всеобщее обозрение ее ноги, и лишь кушак

дорогие ткани, растоптать их и надеть

Я должна быть покорной. Если буду артачиться, с этой сарацинской гниды станется уст

а глаза злые слезы. А на следующий день она тщательно вымылась,

цветных шелковых подушек. Кроме Фиренз, он собрал вокруг себя несколько других стран: Болгария и Греция обмахивали его о

— Он тонко улыбнулся, когда она опустилась

взгляд, но привычно проглотила

лись двери, и слуга об

Кшиштоф, следом за ним шел как всегда серьезный и собранный Юргис, а

Что он т

вмиг забыла и о своем унизительном

ились и слова был

езмолвно спра

е». — Фиренз кри

особой широкой улыбкой, о

т хорошо,

покойно, словно и не б

да, что т

ахмурился, между серебристыми бровями пролегла складка. Фи

нз не сильно волновало, что подумают о ней Кшиштоф или Юргис. Но то, что в т

г протянул руку, чуть приподняв голову Фиренз, собственническим жестом по

о сверкнули глаза Готфрида, и поспешила отвернут

е унижение… И п

рымских татар. И все время Сулейман продолжал поглаживать Фиренз, будто говоря: «Вот смотрите, неверные: Венгерское королевс

о изучала сложный рисунок на одной из подушек и прилага

танцем. — Она не сразу поня

ед всеми? Перед

о уже с

Фиренз вибрировал от едва сдерживае

сотен голов твоим людям, — мягко шепнул Сулейман. — И ста

вила плахи. И лес залитых кровью кол

гордость, з

только не в сторону расположившихся на подушках чл

ал на флейте, скорее всего Геракл, у

вигаться красивее. Она действительно не умела танцевать, но надо было постараться,

яя мягко зашуршать монетки на поясе. Краем уха она слышала, что

до меня… Так, красивый

ал, она чувствовала, как кожу по

тф

али лишь они двое. Фиренз никогда еще не видела его таким. Алые глаза свер

следом за его жадным взглядом, по ее телу ск

му ты так смо

а прогнуться назад

все трепещет от

продолжает двигаться в такт музыке. И вдруг понимает, что ей

ри на мен

*

перебороло даже его непомерную гордыню, и он был готов сколько угодно выслушивать глупые остроты Кшиштофа. Хотя все же в итоге тот Готфрида доконал. Только своевременное вмешательство Юргиса остановило грядущую кровавую бойню. Именно благодаря его стараниям, Готфрид сейчас находился в Стамбуле. И встреча с Фиренз ст

не ранена, не з

ид опасался худшего и, убедившись воочию, что

рикоснуться. Дружески потрепать по плечу или даже обнять. Конечно же, только по-дружески! Он инстинк

— шикнул на тот, его голос груб

и жестокое осознание ее положения тут же обрушилось на него, точно тяжелый молот на наковальню. Фиренз теперь принадлежала Сулейману, она сидела у него в ногах, обряженная, как наложница. Готфрид привык видеть Фиренз в мужском костюме, а тут — какие-то жалкие тряпочки, едва прикрывающие

ись ее кожи, ярость полыхнула в со

грязные лапы!» —

их господ, но как-то по-другому: Кшиштоф раздражал, его хотелось раздавить, как назойлив

ть!» — бешено стуч

е так бесится при виде того, как к Фиренз прикасается другой

унду броситься на Сулейма

хонько хихикнул в кулачок, до

ем, Кшиштоф нервно сглотнул и

окойся, — шепнул тот. — По

янутая улыбка, которая появлялась всегда, когда Фиренз пыталась подавить гнев и быть подчеркнуто любезной

собе ударение, — луноокая Фира усладит н

как это с успехом делал Юргис. И даже этот идиот Кшиштоф. Но от слова «Моя» его передернуло, захотелось наплевать на все дипломатические усло

лейты. Фиренз начала танцевать… И Готф

ас была лишь Фиренз. Ее тонкие обнаженные руки, крыльями ласточки взлетавшие вверх… Длинные, стройные ноги, кокетливо прик

о завороженный, не в силах отвести взгляд от

ик. Живот напрягся, грудь всколыхнулась и, казалось, такой маленький жиле

венам и собралось пульсирующей вспышкой внизу живота. Стало т

й их встречи он чувствовал к ней подспудное влечение, но именно сейчас осознал это с поразительной остротой. Он хотел ее. Хотел выплеснуть свою страсть не только в поединке с ней. Хот

в таинственной зеленой глубине, которая вс

лись ее любимые цветы. И вдруг она начала двигаться раскованнее, та

енз застыла, ее плечи пони

одим! — Грубый окрик Кшиштофа оконча

загнанный конь, и вспотел под одежд

рикрикнул на

ь от Фиренз взгляда. Она тоже смотрела на него, со смесью

за плечи, вдруг посмотрел Готфриду пря

!» — Вызов был

— посулил

еясь, что она поймет его бе

деланный! — Кшиштоф подхватил Готфр

ми, Готфрид еще успел бросить прощальный взгляд на Фиренз. И

похабно рассмеялся, как только они отошли достаточно далеко. — Д

качал головой, и тот наконец-то з

моций Готфриду срочно нужно было их как-нибудь в

аши братья и сестры по вере страдают под пятой сарацина. И мне жаль Фиренз… Но сейчас мы не можем ничего сделать, Сулейман слишк

спокоиться и подавить навязчивое же

почти ровным тоном. — Я не собираюсь бросаться на Сулеймана во

что такая идея уже не раз приходила ем

ложении и холодные стены тюрьмы, куда он так часто поп

ведомо самоубийственное дело. Война с Сулейманом была именно такой, сейчас ненавистный сарацин находился в зените своего могущества. А он, Готфрид

а закрывшуюся дверь зала, он поклялся, что обязательно станет могучей державой, перед которой будут трепе

енились его желания. Он и раньше мечтал ей помочь. Но

идел в ней не

винить во всем аскетичные правила Ордена, жестко подавлявшие его природные желания. Можно было сказать, что это из-за них он готов броситься на первую встречную красивую женщину, а то, что ей оказалась Фиренз, лишь случайность, не более. Но ведь он давно перестал быть рыцарем Креста, уже многие годы его не сковывали никакие обеты, и Готфрид позво

*

й прытью, словно за ней по пятам неслась стая волков. Ощущение загнанности флером окутало ее, чувства пребывали в полнейшем смятении. Она не понимала, что произош

то едва заметно дрожит. Трепещет, словно листик на ветру. Перед

быть! Мы же друзья… Что бы там н

мотрят на друга. И то, ч

пов. — Друзья, любовники. Мы не можем быть ни тем, ни другим. Кого я обманываю

кинула роскошные ткани, за которые многие женщины могли и убить, в дальни

ниях, если мы вряд ли скоро встретимся вновь?» —

ыло не больно, а приятно. Огненные всполохи вдруг превратились в пальцы, и вот уже стройный стан Фиренз обнимают сильные руки и она заглядывает в лицо Готфрида, который вышел