Повальное безумие

Клуб "Noir" дышал хаосом, словно адский котел, где смешались грех, пот и оглушающие биты. Лазеры резали воздух, выхватывая из полумрака лица, искаженные экстазом и алкоголем. Ева ворвалась в VIP-зону, как буря, готовая разнести все на своем пути. Ее алое платье, облегающее, как вторая кожа, кричало вызовом, а черные волосы, выбившиеся из небрежного пучка, падали на плечи, словно готовясь к бою. Глаза, горящие яростью, искали одну цель — Артема, подонка, который растоптал сердце Насти.

Она заметила его сразу: самодовольный павлин, развалившийся на кожаном диване, окруженный двумя силиконовыми куклами с пустыми глазами. Артем цедил виски, его рука нагло лежала на бедре одной из девиц, а губы кривились в мерзкой ухмылке. Ева почувствовала, как кровь вскипела, будто лава, готовая выжечь все вокруг.

— Ты! — Ее голос разрезал шум клуба, как клинок. Она сделала несколько стремительных шагов к столику, каблуки звонко стучали по мраморному полу. — Ты клялся Насте в любви, а теперь сидишь тут, как король помойки? Ты просто моральный урод!

Голос дрожал от гнева, но звучал так громко, что головы вокруг начали поворачиваться. Официанты замерли, охранники у выхода насторожились. Артем откинулся назад, лениво ухмыляясь, будто Ева была забавной зверушкой в его личном цирке.

— О, святая заступница явилась, — протянул он, обнимая блондинку за талию и демонстративно целуя ее в шею. — Что, твоя подружка сама не может за себя постоять? Может, она просто поняла, что я слишком хорош для такой серой мышки.

Ева сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она наклонилась над столом, ее глаза пылали, как два раскаленных угля.

— Слушай внимательно, ничтожество, — прошипела она, каждое слово — как удар хлыста. — Если ты хоть пальцем тронешь Настю, я тебе клянусь, ты будешь молить о пощаде. Понял?

Артем скривился, но что-то в ее взгляде — диком, непреклонном — заставило его замолчать. На секунду в его глазах мелькнул страх, но он быстро спрятал его за новой глумливой ухмылкой.

И тут она почувствовала его. Тяжелое, почти осязаемое присутствие, как будто воздух вокруг сгустился. Чья-то рука — сильная, властная, с пальцами, пахнущими дорогим табаком и металлом, — легла на ее плечо, словно стальной капкан. По коже пробежала невольная дрожь, смесь ярости и чего-то… тревожно-притягательного.

— Здесь не место для балагана, куколка, — прорычал низкий, обжигающий голос прямо у ее уха. Он был глубоким, с хрипотцой, от которой волосы на затылке вставали дыбом. — Тебе нужно остыть. Быстро.

Ева резко обернулась, готовая разнести и этого наглеца, но ее взгляд утонул в темных, почти черных глазах. Мужчина перед ней был воплощением опасности: высокий, с широкими плечами, затянутыми в черную рубашку, расстегнутую ровно настолько, чтобы видеть татуировку, змеящуюся по груди. Его лицо — резкие скулы, легкая щетина, губы, искривленные в полуусмешке — излучало власть. И угрозу. Вокруг него будто сгущалась тень, а люди за столиками невольно отводили глаза, словно боясь встретиться с ним взглядом.

— Отпусти. Меня. Сейчас же, — выдохнула Ева, ее голос дрожал, но не от страха, а от ярости. Она попыталась вырваться, но его хватка только усилилась, пальцы впились в кожу, оставляя горячий след.

Он наклонился ближе, так близко, что она почувствовала его дыхание — теплое, с ноткой виски и мяты. Его глаза скользнули по ее лицу, задержались на губах, и в них мелькнуло что-то хищное, почти животное.