Попугай говорящий на идиш

Я умираю в пустоте неразделенной любви,

Я жду тебя, о, мой возлюбленный враг...

Канцлер Ги, «Единственный враг». (с)

Готфрид изнемогал от скуки. Осада замка длилась три дня. Для кого-то всего лишь три дня, а для него уже целых три долгих нуднейших дня — ведь больше всего на свете он ненавидел ждать.

Вечером третьего дня Готфрид сидел на перевернутом ящике возле своего шатра, лениво осматривая лагерь и едва сдерживая зевоту. Все вокруг было буквально пропитано скукой: вяло перебрасывавшиеся в кости слуги, знатные господа, что-то обсуждавшие или неспешно прогуливавшиеся туда-сюда, грустно поникшие в безветренном июльском воздухе флаги… Парочка перепивших молодых рыцарей, горланивших непристойные песни, не развеивала окутавшую лагерь сонную дремоту, а только добавляла уныния.

«На штурм их, что ли погнать? А то совсем ведь расслабятся», — задумался Готфрид.

Но тут его внимание привлекла какая-то суматоха в дальнем конце лагеря.

— Эй, Курт! — окликнул он оруженосца. — Сбегай узнай, что там за переполох.

— Это я мигом, господин! — Мальчишка поклонился, а через секунду его уже и след простыл.

«Может, осажденные решили устроить вылазку? Хорошо бы, хоть разомнусь немного». — Готфрид улыбнулся, предвкушая отменную драку.

Через несколько минут вернулся Курт.

— Это прибыло венгерское войско, мой господин, — сообщил он, тяжело дыша после быстрого бега.

«Наконец-то! — Готфрид мысленно хлопнул в ладоши. — И что эти чертовы мадьяры так долго возились? Сами же попросили помочь расколошматить парочку замков бунтующих баронов, а заставляют ждать…»

— И с ними приехала сама госпожа Венгрия, — продолжал тем временем Курт.

Он был большим любителем поболтать и сейчас явно сгорал от желания поведать хозяину свежие сплетни.

— Говорят, она прекрасна, как героиня песен менестрелей! Но сражается наравне с мужчинами и никогда не расстается с мечом…

Готфрид мгновенно напрягся. Конечно, он кое-что слышал о воплощении венгерских земель — Фиренз Каройи. Но встречаться с ней лично ему еще не доводилось.

«Девица-воин, да еще и красавица. Интересно, интересно… Наверняка, в итоге окажется, что молва все приукрашивает, и она даже не знает с какой стороны взяться за меч, а красоту создает тоннами белил…»

Из-за строгого устава Ордена Готфрид редко общался с женщинами и, в общем-то, был о них весьма невысокого мнения: глупые создания, способные думать только о нарядах да выгодном замужестве. Тем необычнее и притягательнее была для него таинственная Фиренз Каройи. И то, что ее звали так же, как одну из самых почитаемых в Ордене святых, показалось ему символичным.

— Стоит посмотреть на эту валькирию. — Готфрид плотоядно ухмыльнулся.

Оруженосец слегка побледнел и попятился.

Готфрид вскочил с ящика, как распрямившаяся пружина, зашел в шатер, повесил на пояс меч, бросил взгляд на кольчугу, но решил, что обойдется без нее.

«Вряд ли госпожа Венгрия настолько опасна…»

И Готфрид решительно направился в дальний конец лагеря. Курт семенил следом, треща без умолку.

— Рассказывают, что она не знает поражений… И не уступит ни одному могучему рыцарю в бою. А еще, что она чиста и непорочна, словно Святая Дева! Но ходят слухи, — тут он понизил голос до зловещего шепота, — что на самом деле она колдунья… И хранит в своем замке отрезанные головы побежденных мужчин! Их там уже больше тысячи!

— Моей ей точно не видать. — Готфрид оскалился.

Его любопытство разгоралось все сильнее, он стремительно летел вперед, и белый плащ с черным крестом развевался у него за спиной крыльями хищной птицы.

Вскоре он добрался до места, где уже успели установить гордый штандарт с флагом Венгерского королевства. Вокруг суетились солдаты и слуги, разбивая шатры и разбирая вещи господ, со всех сторон доносился мадьярский говор. Готфрид ожидал, что в такой толпе будет сложно распознать по-мужски одетую женщину, но он ошибся. Она даже не пыталась скрывать свой пол и маскироваться. Фиренз Каройи невозможно было не заметить.

Она стояла у штандарта: необычно высокая, стройная и гибкая. Гордая осанка, надменно вскинутый подбородок, — она ясно давала понять окружающим, кто здесь королева. Простой коричневый камзол только подчеркивал ее женственные формы — высокую грудь, осиную талию, покатые плечи. Но она вовсе не казалась хрупкой и слабой, наоборот, когда Готфрид подошел ближе, он ясно ощутил исходящую от нее ауру силы. Он остановился рядом с ней, их взгляды встретились… И Готфрид потерялся в изумрудных омутах ее глаз, растворился и забыл себя. Ведьмина зелень…

Он вздрогнул, сбрасывая с себя чары.

«Черт, похоже, в кой-то веки трепач Курт был прав. Девка, да по тебе костер плачет!»

— Так значит, вы и есть знаменитая Фиренз Каройи? — Он чувствовал, что улыбка получилась натянутой.

Эта женщина… она странно взволновала его. И ему не понравилось это чувство. Совершенно не понравилось.

— Да, я. — У нее был мягкий, слегка низковатый, но мелодичный голос.

Немецкие слова она выговаривала непривычно, будто катала звуки на языке, прежде чем сказать.

— С кем имею честь?

— Тевтонский Орден, Готфрид Гатцфельд. — Он чуть поклонился.

— О, а я как раз собиралась к вам. Хорошо, что вы сами пришли. — Фиренз шагнула к нему, дружелюбно улыбаясь и протягивая руку. — Раз уж мы с вами теперь будем сражаться плечом к плечу, стоит познакомиться поближе.

В ответ Готфрид едко усмехнулся.

— Боюсь, мне придется вас разочаровать. Устав Ордена запрещает мне знакомиться с девицами поближе… А если бы и разрешал. — Он окинул Фиренз подчеркнуто оценивающим взглядом. — Вы явно не в моем вкусе.

Улыбка Фиренз погасла, в глазах сверкнула ярость, а рука сжалась в кулак.

— Интересно, твой меч настолько же остер, как и твой язык? — процедила она.

— Хочешь проверить? — Готфрид с готовностью схватился за эфес клинка.

Но Фиренз оказалось нелегко спровоцировать на драку.

— У меня не так много свободного времени, чтобы тратить его на болтливых задир, — холодно бросила она и, демонстративно повернувшись к Готфриду спиной, заговорила о чем-то со своим оруженосцем.

Но Готфрид не собирался так просто ее отпускать. Его буквально распирало. Это было уже не просто стремление скрасить скуку знатной потасовкой. Нет. Желание скрестить клинки с Фиренз вдруг стало чем-то большим. Почти жизненно необходимым. Дико хотелось ощутить силу ее удара. Посмотреть, как она будет двигаться в бою. Коснуться кончиком меча ее кожи цвета свежих сливок… И окрасить эту чистейшую белизну яркими каплями рубиновой крови.

Дева-рыцарь. Это странное сочетание будоражило его.

— Что ж, если бы я имел дело с мужчиной, то заклеймил бы его трусом. И его ждал бы несмываемый позор, — нарочито неспешно протянул Готфрид. — Но раз передо мной всего лишь слабая женщина, думаю, ей простительно такое бегство от боя…

Фиренз вздрогнула и застыла на долю секунды. А затем медленно-медленно развернулась к Готфриду, и он понял, что добился своего. В ее глазах бушевало пламя.

— Раз я всего лишь слабая женщина, то и займусь тем, что лучше всего получается у женщин, — прошипела она. — Готовкой… Похоже, тут есть один кролик, которому не терпится, чтобы его освежевали и выпотрошили.

— Попробуй, у кроликов, знаешь ли, есть острые зубы, — с этими словами Готфрид выхватил клинок.

Наблюдавшие за их перепалкой зеваки поспешно расступились, освобождая место для поединка. Они возбужденно переговаривались, кто-то уже делал ставки.