Рассвет на высотах Нарета не принес надежды. Он принес дым.
Горы молча горели вдалеке, вечное пламя, которое никто не пытался потушить. Они говорили, что это дань Великому Огню. Никто не знал, когда оно началось. Никто не помнил времени без дыма.
Аша опустилась на колени у кровати матери, чьи вздохи были такими же хрупкими, как пепел, который ветер разносил по хижине. Лицо женщины, иссохшее от лихорадки и возраста, все еще было прекрасно для Аши, не из-за того, что оно показывало, а из-за того, что она помнила: сильный смех, руки, которые знали, как исцелять, голос, который рассказывал истории у огня.
«Тебе не нужно», - прошептала ее мать. Ее губы едва шевелились.
«Да, Мать. Я должна». Аша взяла ее за руку, дрожащую и липкую. Она всю ночь прикладывала компрессы, но жар не спадал. Ни трав, ни молитв. Ничего не было достаточно. «Это единственный способ спасти нас. Спасти тебя».
Ее мать хотела заплакать, но у нее не было слез. Только пепел в горле, как и у всех остальных в Нарете.
Снаружи затрубили ритуальные рога.
Аша вздрогнула.
«Они идут», - пробормотала ее мать. Она закрыла глаза. Солнце едва выглянуло из-за вершин, но дым окрасил его в кроваво-красный цвет.
Она стояла с решительными руками. Она не была ребенком. Но и женщиной у нее не было времени стать. Нищета в Высотах пожирала годы, как угли пожирают старые поленья.
Она взяла коричневое одеяние подносящих. Оно было некрасивым. Так не должно было быть. Одеяния должны были покрывать тело, стирать формы, аннулировать личность. Великий Огонь не забирал людей. Он забирал человеческий пепел.
Ее мать с усилием открыла глаза. Она подняла костлявую руку и держала в ней косу волос. Старую. Коричневую. Сплетенную из медной проволоки.
"Лента твоей девочки", - сказала она. Ее голос был больше дымом, чем звуком.
Аша взяла ее. Она повязала ее на шею. Чувствуя невидимое жжение. Тяжесть за пределами меры.
"Не забывай, кто ты. Даже если они возьмут твое имя".
Аша не ответила. Она поцеловала лихорадочный лоб и ушла. Не было времени для слез.
На площади уже собирались жители деревни. Сто молодых людей, все точно такого же возраста, все молчаливые. Дети голода, дыма, страха.
Каждый год Империя отправляла одного из своих Хранителей, чтобы выбрать дань. Молодого человека. Или молодую женщину. Никто не знал, почему их забрали. Некоторые говорили, что их превратили в слуг огня. Другие, что их сожгли заживо в качестве подношений, чтобы подпитывать священное пламя, которое заставляло мир вращаться. Аша не верила ни одной из этих историй. Она верила только в одну истину: кто бы ни ушел, он никогда не вернется.
А если она предлагала, ее семья получала хлеб. Травы. Уголь. Лекарства. Целый год.
Это не было жертвоприношением.
Это была сделка.
Трубы смолкли. Столб огня пересек небо, словно пылающая рана. И с неба спустилась фигура Хранителя.
Он был высок, внушителен, одет в черные одежды, отделанные медью. Его лицо скрывала обсидиановая маска. Ни рта. Ни глаз. Ни души.
Он шел, не говоря ни слова. Старейшины деревни кланялись, пока не коснулись земли. Хранитель остановился перед молодыми. Воздух стал густым. Температура поднялась, как будто солнце внезапно зашло.
Одного за другим он посмотрел на них. Или так казалось. Хотя никто не знал, что скрывалось за этой маской. Некоторые говорили, что Хранители больше не были людьми. Что их поглотила память об огне.
Когда он достиг середины линии, Аша шагнула вперед.
«Я предлагаю себя», - сказал он. Его голос прорезал воздух, словно нож. Он не дрожал. Она не колебалась.