Любимый ястреб дома Аббаса

Карета, запряженная тройкой вороных коней, мчалась во весь опор,

громыхая массивными колесами по ухабистой лесной дороге. На позолоченных

дверцах кареты красовался фамильный герб графов Никитиных – трехглавый

дракон с коронами на головах и длинными змеиными языками, сплетающимися в

букву Н.

В карете находился граф Сергей Васильевич Никитин, жена его Мария

Петровна и младший сын пяти с половиной лет отроду. Женщина и ребенок

испуганно вжались в сиденья, граф же, наоборот, замер в неестественной позе,

словно каменное изваяние, устремив застывший взгляд на бархатную обшивку

кареты.

– Сережа… Они нас догонят, нам не удастся скрыться, слышишь?! Нужно

остановиться и бежать в лес! – умоляла графиня мужа, с силой прижимая к себе

младшего сына.

Мужчина посмотрел на мальчика, а затем перевел взгляд на жену, на ее

заметно округлившийся живот, спрятанный под зеленым шелком роскошного

платья.

Он сжал челюсти и нахмурил брови.

– Далеко мы с тобой, Маша, не убежим. Попытаемся договориться и отдать

золото. Скорее всего, это то, что им нужно. А сына мы спрячем! Петруша,

тормози! – крикнул он в окошко. – Тормози, я сказал!!

– Тпруууууу!

Карета резко остановилась. Женщина и ребенок в недоумении смотрели на

графа. Но он уже принял решение.

– Григорий! – мужчина посмотрел на сына. – Ты уже достаточно взрослый,

чтобы все понимать и позаботиться о себе. Ты должен бежать прямо сейчас и

спрятаться в лесу! Ты меня слышишь?

Мальчик испуганно посмотрел на отца и отрицательно покачал головой.

Графиня поддержала мужа, и, хотя глаза ее были полны слез, она твердо

сказала:

– Гриша, так надо! Не возвращайтесь сюда, что бы ни случилось! – она

сняла с шеи крестик и сунула мальчику в руки. – Ну же! Беги! – заколебалась,

привлекла к себе. – Нет, погоди! – осыпала сына поцелуями, перекрестила. – Да

хранит тебя Бог…

Вдалеке послышалось ржание лошадей и конский топот, земля загудела,

затряслась. Преследователи неумолимо приближались. Граф вытащил из-за

пазухи сверток и протянул младшему сыну.

– Спрячь эти бумаги и береги их, сын! Береги, как зеницу ока!

Он поцеловал мальчика в лоб и вытолкнул из кареты. Гриша заплакал,

протянул руки к рыдающей матери, но потом что есть мочи побежал вглубь леса,

где мощные ели своими увесистыми мохнатыми лапами сразу укрыли его от

посторонних глаз.

Мальчик притаился в дупле, у корней старой, почти высохшей ели; он

прикрыл вход хвойными ветками и закрыл уши ладонями, чтобы не слышать

душераздирающих криков, доносящихся издалека. Зажмурился и стиснул зубы,

втянул голову в плечи и молился о том, чтобы все это поскорее закончилось. Ему

казалось, что еще немного, и он проснется после ночного кошмара. Хотя он и был

совсем юн, но понимал, что там, на лесной дороге, происходит нечто ужасное,

что-то такое, что изменит их обычную жизнь навсегда. Ему стало страшно,

мальчик с трудом сдерживался, чтобы не закричать, не забиться в истерике.

Послышалось несколько выстрелов, и птицы испуганно вспорхнули с деревьев.

Еще какое-то время доносились голоса, жуткий хохот. Затем раздался топот

копыт, но, к счастью, этот звук удалялся и вскоре стих окончательно. Стало тихо,

и эта мертвая тишина показалась Григорию еще более зловещей и пугающей. В

ушах шумело, сердце билось так сильно, что стало трудно дышать. Его не искали,

страшные люди уехали. Теперь можно выйти из укрытия и вернуться туда, где он

оставил родителей.

Гриша обнял себя за плечи и тихо сказал:

– Ма…Вот видишь, я хорошо спрятался, и плохие люди меня не нашли. Я

хочу выйти… я хочу к тебе, ма. Где ты? Я больше не могу ждать… я выхожу.

Подождав еще немного, Гриша, крадучись, вышел к дороге и выглянул из-за

дерева. Карета стояла на том же месте, где он ее оставил. Кучер склонил голову

на грудь, казалось, он спит. Мальчик выбежал из укрытия и радостно крикнул:

– Петруша!

Подбежал к старику и тут же застыл на месте, не в силах пошевелиться от

ужаса. В груди Петра зияла глубокая рана, из нее торчал топор, по зеленому

кафтану сочилась густая, алая кровь, образовав темную лужу, вокруг которой уже

роились мухи. Мальчик отшатнулся, бросился к карете – дверцы распахнуты,

внутри никого нет. Он пробежал вокруг и тут же заметил отца. Рот ребенка

приоткрылся в немом крике, но мальчик не издал ни звука.