Предупреждение: селфхарм 18+

Держу в руках ножницы, вижу в их лезвиях призрак уже давно умершего себя. Глазные яблоки покрыты сеткой лопнувших сосудов, кожа век белее пиона, а мешки под глазами тёмные - чёрный нефрит. Как будто пил как проклятый несколько дней подряд. Или же рыдал без остановки последние несколько часов.

Кто знает, что из этого правда?

Значение имеют только лезвия, соблазнительно сверкающие в тусклом свете энергосберегающей лампочки светильника. Ножницами можно срезать соцветия хайтана [здесь и далее прим. автора Группа декоративных сортов и видов яблони, которые отличаются тёмно-красными или розовыми цветками.], позволяя алым лепесткам разлететься по всей ванной. Ещё одно мгновение, и я увижу, как по плитке рассыпаются кровавые цветы. Их красота отвлечёт меня от бликов холодного металла, который слепит мои усталые глаза, и принесёт мне спокойствие.

«Снова за старое?» - прозвучал голос в голове. Вот он, господин Практичность-Благоразумие. Пожалуйста, не сейчас. Он вечно портит всё веселье. Что плохого в том, что мне нравится наслаждаться цветением? Это всего лишь краткий миг, но жизни в нём больше, чем во всём, что существует в реальности.

Я люблю срывать цветы.

Несколько лет назад я впервые на спор порезал себе руку. В тот момент мне хотелось обрести смерть от «тысячи порезов», потому что каждый проживаемый день и так мало чем отличался от линчи [凌迟 Буквально: «затяжная бесчеловечная смерть, медленная экзекуция»]. Особо мучительный способ смертной казни в Древнем Китае путём отрезания от тела жертвы небольших фрагментов в течение длительного периода времени. и столь малое действие не играло никакой роли.

Но вместо этого я нашёл свою мимолётную и прекрасную весну.

Тогда я понял, что кожа на самом деле тонкая, тоньше листа рисовой бумаги, и режется так же легко, как шёлковая ткань. Из неё можно было вырезать цзяньчжи [Вырезание узоров из бумаги, один из видов традиционного народного декоративно-прикладного искусства Китая.], можно было лезвием выводить на ней иероглифические письмена или же давать ей полыхать багровыми бутонами.

Это филигранное искусство.

«Прошу, перестань. Ты понимаешь, что однажды не сможешь остановиться? Я боюсь за тебя. Боюсь, что ты...» - вновь зазвучал голос.

- Замолчи! - прервал его я и поморщился от собственного бесцветного голоса, отразившегося от блёклых стен.

Красный - цвет счастья и благополучия. Как цветы хайтана.

Меня замутило. Я опустился на пол перед раковиной и зажмурился, сжав ножницы в кулаке. Лезвия вонзились в ладонь, но это не та боль. Её всё ещё мало, чтобы оказаться в цветущем саду.

Окружающая тишина нарушается стуком капель, то и дело срывающихся с подтекающего крана.

Раз.

Два.

Три.

Четыре [Цифра 4 на китайском звучит почти так же, как слово «смерть».]...

Гулкий ритмичный звук, напоминающий клацанье метронома во время минуты молчания. Я отсчитываю про себя количество упавших капель, чуть шевеля губами, по-прежнему сидя на коленях. С каждым новым числом я пытаюсь заставить себя поднести лезвия к своей руке.

Идут минуты. Я дошёл до числа 89 [Цифры 8 и 9 в Китае считаются счастливыми. Восьмёрка звучит как «богатство» и «процветание», а девятка ассоциируется с бессмертием.], но цветы всё ещё не распустились. Сталь будто не желает повиноваться, чтобы дать мне срезать букет.

- Чёрт, да что же это, - прошептал я.

До моих ушей доносится непривычный звук. Шаги.

Я открываю глаза. Тишина, только стук капель о кафель.

- Нет, нет, твой господин Практичность-Благоразумие спит. Он не помешает тебе, - убеждаю себя, чтобы не вестись на поводу у разыгравшегося воображения.

Но стоит мне вновь закрыть глаза, как звук повторяется, теперь будто бы в два раза громче и отчётливее. Шаги в коридоре, совсем недалеко от двери. Я не обращаю на них внимание, потому что не верю в правдивость происходящего. Снаружи глубокая ночь, и моя весна должна наступить сейчас. Я больше не в силах ждать.

Ножницы наконец приходят в движение, и я вижу, как первые красные лепестки опускаются на плитку. Постепенно клочок пола передо мной покрывается чудесным узором. Уметь самому взращивать цветы и радоваться тому, как они распускаются, - это невероятно.

Может ли такая красота быть смертельной? Если прекрасное и убивает, то смерть сладка.

Мне нужно увидеть ещё больше соцветий.

Внезапно всё вокруг становится невообразимо ярким. Красный тонет во вспышке света. Резко открывшаяся дверь с гулким стуком ударяется о стиральную машинку. Я жмурюсь.

Весна сменяется сковывающим холодом осени.

- Ян [Действия происходят в России, однако это имя отлично транскрибируется на китайский язык и может быть записано иероглифом 阳 - в китайской философии положительное начало, противоположность тёмного начала инь 阴].... Что ты делаешь?! - человек врывается в мой сад, принеся вместе с собой проливные дожди и стужу.

Я роняю ножницы и чувствую боль. Мне мучительно не из-за того, что я причинил себе вред, срывая цветы, а из-за того, что мой господин Практичность-Благоразумие увидел это. Он прошёлся своими босыми ногами по опавшим лепесткам и рухнул рядом со мной.

Мне так стыдно перед ним. Почему же не он моя весна? Почему ему суждено быть моей осенью?

Его руки дрожат, но он крепко держит мои ладони, рассматривая цветущие запястья и предплечья. Выдержка Будды.

- Зачем... - он смотрит мне в лицо. Голубые глаза за стёклами очков наполнены отчаянием.

Лучше бы он не надевал очки, когда ему приспичило проснуться, и лучше бы он ничего не видел. Пусть хотя бы где-то от его плохого зрения был толк.

- Ян, всё же было хорошо... - он обнимает меня. - Зачем...

Мои цветы осыпаются пожухлыми лепестками на его светлую футболку, но я всё равно обнимаю его в ответ. Почти по привычке бормочу:

- Учитель Хай, я снова ничего не выучил. [В Китае студенты обращаются к своим учителям и преподавателям по фамилии, добавляя после неё слово «учитель». Ян использует русскую вариацию обращения как прозвище. Как правило, иностранцы, как-либо связанные с Китаем, подбирают себе китайские фамилию и имя. Они могут быть созвучны с настоящими или же выбираться по понравившемуся значению иероглифов. В данном случае 海hai - море, китайская фамилия второго героя.]