Сердце на двоих

Наша кибитка стояла перед городскими воротами, заняв свою очередь в хвосте из десятка дорожных повозок и телег.

Вход в Гольфрад открывался лишь с рассветом, а сейчас всем жаждущим попасть за ворота оставалось только ждать.

- Эмма! - прокаркал за спиной хриплый голос. - Иди сюда, дрянная девчонка.

Я улыбнулась. Агве сколько угодно могла звать меня дрянной, плохой, глупой, но я-то знала, что она это все не со зла. Любовь моей душевной матери проявлялась странно, но была надежна, как рассвет поутру. Сердце не обмануть.

Я прижала руку к груди, прислушалась - бьется...

- Иду, матушка, - откликнулась я, отворяя дверцу и закутываясь в теплую шаль. Ночная прохлада еще не ушла окончательно, а болеть мне никак нельзя.

Спрыгнув наземь, я едва не запуталась в цветастых юбках, которые тотчас отдались звоном нашитых на них побрякушек. Я бы с удовольствием сменила этот наряд на более удобный, например мальчишеские штаны, но Агве настаивала, что мне пора искать мужчину и покровителя, а значит, и одеваться нужно соответствующе.

- Ну, что так долго? - заворчала на меня женщина, слезая с козел, сегодня она командовала лошадьми. - Где моя махорка?

Нехотя я подала матушке уже заранее набитую табаком трубку и огниво. Покачала головой.

- Лекарь запретил тебе курить.

- Я сама себе лекарь, - отмахнулась Агве, чиркая огнивом и затягиваясь. - Тоже мне, развелось коновалов. Сама лучше всех все знаю...

Спорить с ней было сложно.

Агве и вправду много знала в свои-то годы. Хотя числа она никогда не называла, скрывая это даже от меня.

Я могла лишь подозревать, что ей далеко за восемьдесят. От былой черноты волос у Агве не осталось ни следа, сеть морщин покрывала не только лицо, но и руки. Спина все ниже клонилась к земле, а ноги чаще подводили.

И все равно старушка упрямо лезла на козлы своей кибитки, напрочь запрещая мне брать ее очередь вести наш «домик» вперед.

На ней всегда красовались самые вырвиглазные цветастые шали и яркие наряды с золотистыми побрякушками. Украшения весили немало, но, как говорила Агве, они хранили самое важное - память о ее предках, друзьях и былых временах.

«Ничего ты не понимаешь, Эмма, - противилась она в моменты, когда я уговаривала снять с себя лишний груз. - Вот эта монетка досталась мне за первый танец, когда я вот такой, едва отцу до пояса, но уже танцевала босиком на стеклах. Вот эта хрустальная бусина от моей матери, а та от прабабки - они научили меня всему. Кое-что тебе, кстати, еще рано знать, вот выйдешь замуж...»

Когда Агве рассказывала о своих предках, я замирала и слушала, а ее истории всегда заканчивались одинаково:

«Если бы не эти монеты, тебя бы со мной не было, Эмма».

На этом Агве затихала, вытряхивая из трубки остатки табака, набивала новый и вновь закуривала, погружаясь в клубы сизого дыма.

- Что замерла, лентяйка! - выдернула меня из мыслей старушка. - Неси ведра, нужно напоить лошадей до того, как въедем в город. Нам еще работать весь день, а тебе жениха искать. И не отводи глаза! Хватит упрямиться! Вот помру я, и что ты делать одна будешь?

- Поеду одна дальше. Вы ведь знаете. Мне нельзя...

Я замерла, опустив взор на собственную грудь. Агве и сама знала, что нельзя мне любить. Нельзя, чтобы сердце заходилось от страсти, а мысли путались от бурного тока крови. Нельзя терять разум, нельзя поддаваться страстям...

- Тебе не нужно любить покровителя, - ответила душевная мать. - Главное, чтобы покровитель любил тебя... Запомни это. Сейчас я твой покровитель, и только моя любовь тебя держит на этом свете. Но когда я умру, ты должна найти мне замену. Чем быстрее, тем лучше... И вообще, ты почему еще здесь? Где ведра, я тебя спрашиваю? Где вода?!

От смены ее тона я буквально подпрыгнула в воздухе и побежала исполнять приказанное. Когда Агве свирепствовала, с ней лучше было не шутить.

Пока возилась с животными, встало солнце. Шум открывающихся ворот всполошил всю неспешно ожидающую входа в город очередь.

Агве поторопила меня забираться в кибитку, сама же вновь полезла на козлы.

Всего за десяток монет стражники пропустили нас внутрь.

Путь наш лежал к городскому рынку, где сегодня проходила выходная ярмарка. Мы с Агве планировали задержаться в столице на два дня: подзаработать, а после продолжать путь дальше - до следующего города.

Мы расположились на окраине ярмарки - здесь было достаточно места для того, чтобы я могла петь и танцевать, привлекая народ, а Агве гадать желающим в своем небольшом шатре.

День обещал стать прибыльным, уже к полудню вокруг меня собралось немало людей, бросающих звонкие монетки в расстеленную на земле шаль. Я была довольна, ведь тайно надеялась на вырученные деньги купить Агве новую обувь к зиме. Ее старые башмаки совсем прохудились.

Но пока я только танцевала, кружилась под отбиваемый мною же ритм бубна и прикрывала глаза, когда яркое солнце озаряло лицо.

Я жила в этом движении, ощущала себя самой энергией, задорной, бойкой, уверенной. И мои босые ноги касались брусчатки, но совершенно не чувствовали ее, будто я парила над землей.

Внезапный топот копыт ворвался шумом в мой ритм, толпа вокруг загалдела. Я открыла глаза и остановилась.

Юбки всколыхнулись последний раз и опали... даже звон нашивок показался приглушенным.

Передо мной в окружении охраны высился всадник. Полный, похожий на борова мужчина лет сорока, а может, пятидесяти. Из-за его грузного тела и оплывших щек определить возраст точнее было невозможно. Казалось, из-за его веса под ним вот-вот проломится спина коня.

- Что здесь происходит? - гаркнул он, буквально лапая меня липким взглядом. - Кто пустил в столицу попрошаек?

Я невольно отступила на шаг назад.

К таким, как я и Агве, всегда относились предвзято.

А точнее, именно к Агве... ее кочевой народ не любили, считалось, что все они воры и шарлатаны.

Я же... светловолосая, высокая, совершенно не похожая на свою духовную мать, привлекала внимание своей экзотичностью на ее фоне. В детстве немало раз слышала, что Агве меня украла у настоящих родителей. Ведь не может такая светловолосая милая девчонка быть у такой, как она...

Но объяснять всем и рассказывать правду я даже не пыталась.

Не поймут и не поверят.

Я вновь невольно прижала руку к сердцу: несмотря на мой испуг, оно билось ровно...

Один удар, второй... третий.

- Что тут происходит? - из шатра на шум выглянула мать, борзо вскидывая взгляд на толстяка. - Вы мне всех клиентов тут распугали! Кто такой? Зачем пришел?

- Кому дерзишь, старуха?! - взбеленился он. - Я начальник городской стражи. По какому праву вы проехали в город? Приказом короля таким, как вы, запрещено находиться здесь!

- А что не так с такими, как я? - Агве смело сделала шаг вперед, тем самым пряча меня за свою спину. - Я ничего дурного не совершала, моя дочь тоже.

Липкий взгляд мужика вновь коснулся меня, и я поежилась.

Как бы ни старалась спрятать меня низенькая Агве, я все равно оставалась выше ее ростом.

- Денег хочешь - так и скажи, - с вызовом продолжала старушка. - Или хочешь, погадаю. Всю правду скажу. Что было, что будет, как смерть за тобой придет.

Мои пальцы похолодели, я невольно дернула мать за плечо, пытаясь остановить. Что такое она говорит? Неужели в тюрьму захотела?

За такие слова мы точно могли оказаться за решеткой.

Свинячьи глазки начальника стражи сузились, а щеки побагровели.

Он медленно втянул ноздрями воздух, а после усмехнулся.

- Денег не хочу, - выдал он, на удивление ловко слезая с лошади. - Договоримся на кое-что другое.

Он приказал своей охране стоять на месте и сам первым скользнул в шатер. Агве прошла за ним, я двинулась следом.

Внутри, как и всегда, царил полумрак. В этот полуденный час старушка даже не зажигала свечей, хватало тех крохотных лучиков солнца, которые пробивались через ткань навеса.

И еще тут всегда было холодно, сегодня в особенности. Я зябко обхватила себя руками за плечи, не ожидая от разговора с этим человеком ничего хорошего.

- Я согласен отпустить вас, - без предисловий начал мужчина. - Но взамен она пойдет со мной. Одна ночь.

- Нет, - уверенно и спокойно ответила Агве. - Эмма предназначена не тебе.

Боров скривился.

- Не неси чушь, кочевница. Набиваешь цену - так и скажи. Но я сегодня добрый, даже денег дам.

Мои глаза округлились.

Я была не маленькой, чтобы понять, чего именно возжелал этот противный. И от одной мысли, что я и он можем остаться наедине, как женщина с мужчиной, меня начинало подташнивать.

Даже ком к горлу подкатил.

Я замотала головой, показывая Агве, что не хочу.

Но мать и без этого не собиралась меня отдавать.

- Я же сказала, - все так же ровно продолжила она, обходя борова по кругу и подходя к своему столу, где были разложены ее карты.- Эмма предназначена не тебе.

- Тупая старуха. Я ведь не торговаться зашел. Возьму силой, значит.

Он резко развернулся, оказываясь ко мне лицом к лицу, и схватил за локоть.

Я уперлась ногами и попыталась отбиться второй рукой: вцепилась ею в лицо мужчины. Глубокие царапины прочертили его лоснящиеся щеки.

- Стража! - заорал боров, не в силах справиться со мной самостоятельно. - Арестовать этих двоих: воровки и государственные преступницы! За решетку!

- Агве! Беги! - закричала я, понимая, что против отряда мужчин мы бессильны.

Но старушка стояла на месте.

Лишь подняла одну из карт со стола и перевернула рубашкой вниз - «Верховная смерть».

- От руки короля твоего гибель к тебе придет, стражник. Помяни мое слово.