«Мне нравится бить тебя кнутом. Я выбью из тебя всю гордость. Я поставлю тебя на место. Как Ад дрожит передо мной, так задрожишь и ты».

Так думал Молох, осыпая своего пленника ударами кнута. Тот стискивал зубы, корчился, но не вскрикивал - показывал чудеса выносливости. Молоха это раздражало, потому каждый удар был мощнее предыдущего. Пленник стискивал зубы раз от раза сильнее. Кажется, ещё чуть-чуть, и от зубов во рту останется крошка.

Избитый мужчина тяжело дышит, но улыбается. Его длинные чёрные волосы растрёпаны. Он выглядит уставшим, но в глазах всё равно играет огонёк азарта. Пленник заинтригован: что же будет дальше? От периодических ударов его кандалы позвякивают в тишине. Всё происходящее - увлекательная игра, делающая жизнь веселее. Всем своим видом пленник говорит: «Бей же, чего ты ждёшь? Ты же не хочешь, чтобы я заскучал?».

- Брось, Люциан, тебе же больно. Признай это, и я закончу, - палач ходит из стороны в сторону, зачем-то наматывая горько пахнущий искусственной кожей кнут на свой большой кулак.

По габаритам он больше пленника, похожий на языческого бога войны. От палача веет чем-то тлетворным, а в глазах читаются жестокость и желание довлеть надо всеми, кто перед ним. Он был из тех, чей взгляд сразу ощущается даже в толпе - жадный и сверлящий. Если он сопровождал слова этим взглядом, то нельзя было не повиноваться.

Поговаривали, что вместо торжественных лент этот языческий бог предпочитает носить в волосах окровавленные мышечные жилки. Сам он похож на исполина, вырезанного из меди и обожжённого жгучим пламенем. Это не делало палача некрасивым - наоборот, в нём присутствовала животная красота. Стоило такому демону принять настоящий облик - голова его становилась бычьей. Внутри каждого демона скрывался зверь, которого он по возможности пытался скрыть.

Люциану это тоже знакомо: он принимал настоящий облик, но очень редко. По истинной природе своей Моргенштерн был безобразен, как и Молох. Один вид настоящего облика повергал в ужас любого неподготовленного зрителя.

- Никак нет, господин главнокомандующий, - сквозь стиснутые зубы пробормотал Люциан, слегка подняв голову и выдавив ухмылку.

На ногах генерал стоит крепко и старается говорить как можно меньше, чтобы не выдать своей боли. Спину жгло и саднило так, будто от кожи там осталось одно только приятное воспоминание.

Люциан привлёк внимание главнокомандующего наплевательским отношением к правилам. Не сданные вовремя отчёты, связи с сослуживцами, спутанная бухгалтерия. Главком решил с этим разобраться, чтоб другим было неповадно. Впрочем, тут сыграло свою роль и симпатичное лицо генерала. Молоху сразу захотелось остаться с ним наедине.

- Сколько мы здесь уже? - риторически произнёс Молох, обходя генерала по кругу. - Часа три, не меньше, а ты всё играешь со мной, - он покачал головой и схватил демона за волосы, чтобы больно оттянуть кожу и приложить того лицом об своё крепкое колено.

- Счастливые часов не наблюдают, - Люциан утёр потёкшую кровь, шмыгнул носом и посмотрел на Молоха с вызовом, окровавленный и гордый.

Моргенштерн выпрямился в ожидании новой серии звонких ударов. И он дождался. Несколько раз досталось спине, да так, что всё тело содрогнулось, а ноги подкосились. Генерал решил стоять крепко. Он знал, что Молоху очень хотелось поставить его на колени. Главнокомандующий несколько раз стегнул Люциана по икрам и подставил подножку - генерал сопротивлялся, но всё же рухнул на колени.

- Уже сдаёшься? - оскалился Молох.

- Не сегодня, - с открытым упрямством заявил генерал и с усилием встал. Раны ныли, кровь затекала в брюки, ткань галифе стремительно темнела.

- Тебе говорили, что ты дурак? - пренебрежительно поинтересовался главнокомандующий и наградил пленника настолько хлёстким ударом по груди и плечу, что Люциан взвыл.

- Я, может, и дурак, но точно не слабак, - с усмешкой ответил Моргенштерн, твёрдо стоя на ногах.

Он скрывал боль как умел. Молох понимал, что он сейчас испытывает, и наслаждался моментом. Боль - лошадка с норовом, поди оседлай такую да удержись, не упади. Люциан пока что держался. Что он, что Боль - оба были с характером.

Именно это Молоху в Люциане и понравилось. Жертва изо всех сил старается казаться сильной - можно добиваться криков сколько будет угодно. Но на сегодня, пожалуй, хватит. Всё это - будто шахматная партия с самим собой, когда в любой момент можно убрать шахматы обратно на полку.

Главнокомандующий флегматично кладёт кнут на стол и садится в большое кожаное кресло, и подзывает к себе мальчонку, стоящего у дверей, чтобы выпить. Ощутив щекотливый запах алкоголя, Люциан заинтересованно посмотрел на поднос и добрёл до Молоха. Генерал пошевелил руками - главком услышал звон и хмуро подумал о том, что в следующий раз лучше взять верёвки.

- Если дашь выпить, можешь меня хоть на медленный танец пригласить, - насмешливо произнёс Люциан и, не дождавшись разрешения, обеими руками бесцеремонно взял стакан с подноса. За пару секунд он осушил его несколькими жадными глотками.

Главнокомандующий усмехнулся, когда Люциан небрежно поставил стакан обратно. Что ж, пусть погреется: он заслужил немного тепла.

- Учту, - коротко отозвался Молох, наградив пленника пренебрежительным взглядом.

- Я отдавлю тебе все ноги, - пообещал Люциан и натянуто улыбнулся.

Генералу кандалы не очень-то и мешали. Он с лёгкостью извлёк из кармана пачку вишнёвых сигарет «Эвдемон» и закурил. Люциан расположился на диване, стоявшем неподалёку, и пустил дымок под потолок. Он сделал это с особой грацией, по-королевски. Правда, королевские особы не сутулятся, как он, и бреются чаще раза в неделю. Зато сапоги у Люциана по-прежнему блестели, заботливо начищенные гуталином, а пряжка ремня бодро посверкивала. Моргенштерн прилёг на диван и запачкал покрывало кровью. При затяжке он закусывал сигарету, поскольку ткань раздражала открытые раны.

Молох смотрел на это с неприкрытым любопытством. Забавный кадр этот демон: он должен скулить, как побитая собака, познакомившаяся с крепкой хозяйской рукой, а вместо этого он лежит на диване и преспокойно курит. Как часто вы таких встречали?

- С твоими ранами вальс был бы вишенкой на торте, - Молох подпёр голову рукой и сощурил поблёскивающие глаза, то ли любуясь, то ли изучая.

- Не тебе увлекаться сладким, здоровяк, - заметил генерал, почесав щетинистый подбородок. Его взгляд приковала к себе картина, висящая напротив. Не «Тайная вечеря» ли случайно? С каких пор те, для кого война - наркотик, обращают внимание на живопись, тем более такую?

Молох поймал любопытный взгляд Люциана и с фырком опустошил стакан с бренди.

- Тебя спросить забыл, - с пренебрежением произнёс он. - Согласен, в ней что-то есть. Группа людей, объединённая одной целью, как небольшая армия, - главнокомандующий отставил стакан. - Не воюют только мёртвые, но и они поднимаются, когда места на кладбищах заканчиваются.

Люциан усмехнулся. Уж его-то не подкупишь никакими сладкими сказками о том, какое война благо и как важно сражаться за родину. Глупее всего слепо исполнять чью-то волю.

«И с такими взглядами я пошёл в армию», - с иронией подумал он.

- Многие любят воевать. Правда, это как правило те, кто не хочет быть пушечным мясом, - Люциан попытался встать, но покрывало с дивана присохло к его ранам и поднялось вместе с ним. - Твою-то мать...

Молох засмеялся бы, но вместо этого он поднялся и сел рядом. Развернул лицо Люциана к себе за подбородок. Генерал смотрел на него с ярко выраженным недоумением. Вглядывался в янтарные змеиные глаза и искал разгадку такому странному поведению, причину хитрой ухмылки.

Неожиданно Люциан почувствовал сухое и горячее прикосновение губ к своим. Получился тихий и скромный поцелуй, от которого немного закружилась голова. Сердце пустилось в пляс, хотя не должно было. В нос ударил терпкий, особенный запах тела, оседающий где-то в груди. Получилось замечательно, Моргенштерн вздрогнул от волнения.

Минутой позже спину генерала обожгло адским пламенем нестерпимой боли, ведь с неё резким движением сорвали присохшее покрывало. Люциан громко вскрикнул, глаза его застелила влажная пелена. От злости он укусил Молоха, чтобы отблагодарить за такую деликатную помощь. Главком не огорчился: ему понравился привкус железа на губах - он напомнил ему о славных и яростных битвах.

- Вкусно.

Люциан нахмурился и молча показал ему средний палец прямо в лицо.