Море было неподвижно в тот день. Настолько неподвижно, что это было пугающе. Огромный, дрожащий лист серебра, который не осмеливался двигаться, как будто знал, что любая волна может высвободить хаос. Но кровь не знает тишины.
Амелия упала на колени на мокрый песок. Это было не внезапное падение, а капитуляция. Как будто ее тело, охваченное чем-то невидимым, отпустило. Ее руки дрожали, когда они цеплялись за берег, погружаясь в смесь соли и земли, пытаясь закрепиться за что-то. За что угодно. За жизнь, которая ускользала.
На ней было белое платье. Простое, такое, которое надевают, чтобы отпраздновать. Чтобы поприветствовать кого-то. Чтобы помнить, что есть дни, которые стоит одевать с надеждой. Но эта белизна, когда-то такая чистая, теперь была беззвучно запятнана, потемнела от грязи, крови, страха, который не дает предупреждения. Боль, когда она достигает такой глубины, не наносит удара. Она просачивается, она просачивается. Она оседает.
"Беги!" прокричал далекий голос, прерванный срочностью и отчаянием.
Босые ноги топали по песку. Кто-то бежал. Молодой человек, может быть, сосед, может быть, незнакомец. Он нес сверток, прижатый к груди. Что-то плакало. Что-то маленькое. Что-то живое. Младенец.
Луна.
Имя пронзило Амелию, как кусок стекла, в ее душе. Она хотела встать, бежать, кричать, что-то сделать. Но она не могла. Морская соль смешалась с солью ее слез, рисуя реки на ее щеках.
Где был Томас? Где был Габриэль? Лучано? Ее разум повторял имена, как неистовую молитву, пытаясь найти смысл, какой-то порядок, какую-то логику, чтобы успокоить хаос. Но логики не было. Только шум.
Крики росли вокруг нее, как черные волны, разбиваясь снова и снова, неумолимо. Женщина позвонила в 911, рыдая. Другой снял куртку и попытался накрыть ее ею. Они говорили с ней, прикасались к ней, пытались ей помочь. Но Амелия не слушала. Она не чувствовала. Она только инстинктивно дышала.
Холод просочился в нее изнутри. Это был не ветер. Это был не влажный морской бриз. Это было что-то, что прорвалось глубоко внутри, невидимая трещина, разделившая ее мир надвое. До. После. Бездна.
Затем резкий свист прорезал воздух. Секунду спустя гром:
Бум!
Выстрел. Резкий. Финальный. Как точка, вставленная в середину незаконченного предложения. Плач ребенка на секунду прекратился. Море поглотило маленькую туфлю, словно тоже хотело что-то скрыть.
«Они забрали ее», - прошептал кто-то рядом.
«Кто?»
«Девочка. Ребенок.
Луна».
И потом не было никаких мыслей. Только шум. Голоса, которые ничего не говорили. Сирены, которые визжали вдалеке. Песок во рту. Соль на ресницах. И молчаливое обещание, которое Амелия почувствовала, как оно яростно родилось у нее в груди:
На этот раз они больше ничего у меня не заберут.
В машине скорой помощи пахло горячим металлом, дезинфицирующим средством и срочностью. Внутри был другой мир, белый и враждебный, не обращающий внимания на правила того, что было снаружи. С ней говорил фельдшер. Он произносил ее имя. Он просил ее дышать. Но Амелия не слышала его. Она смотрела в потолок, не видя. Его дыхание звучало далеко, как будто исходило из другого тела. Тела, которое не было ее. Пустого.
Она почувствовала, как игла пронзила ее кожу. Капельница. Холодная жидкость, поступающая в ее руку. Попытка удержать ее здесь. По эту сторону жизни.
"Тебе все стабильно. Послушай меня, пожалуйста. Ребенок жив, ты слышишь его? Он жив".
Амелия закрыла глаза. Но это был не тот ребенок, которого она искала. Это был другой. Тот, у которого было имя. Тот, которого она представляла себе у себя на руках. Она почувствовала, как что-то шевельнулось в ее утробе.
К ней подошла медсестра с чем-то крошечным в руках. Красный, разъяренный новорожденный младенец. Он плакал, как будто мир уже страдал. Как будто он знал.
"Малышка!" - сказала медсестра. "Она дышит нормально. Ей больше не больно. Она здесь, видишь?"
Но это была не Луна. Это была другая девочка. Другая судьба. Другое начало.
"Они забрали ее", - пробормотала Амелия, ни на кого не глядя.
"Нет, она здесь. Она здесь с тобой".
Они говорили не об одной и той же девочке. Она знала это. Ее душа знала это. Одна секунда. Затем другая. И время начало двигаться назад, словно ища ответы в том, что уже было.
Двенадцать недель назад
Габриэль оставил рисунок на обеденном столе. Дерево с крыльями. Неуклюжие цвета, несовершенные мазки, но полный смысла. Рядом с ней Томас спал среди игрушек, его рот был полуоткрыт, одна рука сжимала пластикового динозавра.
Амелия, находившаяся на девятом месяце беременности, нежно гладила свой живот. Каждое движение внутри нее было чудом. Каждый маленький толчок - обещанием будущего. Снаружи чайки летали над побережьем, крича о своей свободе.
Лучано вошел с пакетом теплого хлеба в руках и новостью во рту:
«Я нашел его».
Амелия подняла глаза, озадаченная.