«Снова эта ненавистная дверь. Ах, кто бы знал как тяжело. Вернее они знают, но не понимают. Не они находятся в этом дерьмовом положении, а я. Приходится собирать все свои силы, чтобы коснуться ручки и отворить дверь. Мне кажется я на грани. Хочу, чтобы это закончилось. Закончилось с наилучшим исходом для нас».
По коридорам почти никто не ходит, поэтому застывший напротив двери парень с опущенной головой, никому не мешает. Он, молча стоит не шевелясь, словно качественно выполненная скульптура. Кажется, даже не дышит. Но вот взгляд проясняется. Он поднимает руку и тянется к двери. Легкое нажатие на ручку и преграда уходит в сторону.
В помещении светло. Ненавистный запах лекарств вновь оголяет воспоминания прошлого. Он никогда не сможет забыть. Как бы ни хотел, он не может вытравить из себя эти воспоминания и эту боль. Как же страшно ему было, когда будучи совсем маленьким ребенком, он смотрел на мучения матери. Тогда он и без объяснений взрослых понял, что мама его покидает. Уходит навсегда. Он не знал, как долго ещё она будет с ним, поэтому прогуливал школу или сбегал из неё, если отец доводил до самой двери. Он часами сидел здесь и разговаривал с ней. Запоминал её образ, медленно исчезающий, но такой любимый. Запоминал её голос, немного ослабший, но такой привычный. Запоминал её смех, всё такой же яркий для него.
Она говорила, что прогуливать школу не правильно, что ему нужно думать о будущем и учиться. Но всегда радовалась его появлению и благодарила. Она, как-то поделилась, что сын отвлекает её от боли, позволяет почувствовать себя прежней: обычной, беззаботной, любимой, нужной… здоровой. И каким ударом было, когда в один из последних дней она его не узнала. Он подумал, что она шутит, но мама уверяла, что детей у неё не просто нет, а она даже не хотела их иметь, ведь дети – это сплошные проблемы. Она кричала на него, приказывала уйти, а чтобы окончательно прогнать «непослушного ребёнка» швырнула в его сторону вазу. Свою любимую вазу, в которой стояли её любимые цветы. Разлетевшиеся осколки чудом не нанесли серьёзных увечий, лишь неглубоко оцарапали щеку. На шум сбежались санитары. Они вывели шокированного мальчика. Больше он не видел маму. Не потому, что не хотел, а потому, что её не стало.
Теперь здесь… В этой же больнице лежит его отец. Он вновь вынужден проходить через это. Испытывать это чувство неопределённости и угасающей надежды. Бледное, без каких-либо эмоций, лицо родителя… Писк приборов… Огромное количество трубочек и проводов… Идеально белые простыни… И его стул возле больничной кушетки…
«Докатились, «мой стул». У меня уже вещи появляются в этом дьявольском месте».
На ватных ногах он подходит к стулу и падает на него. Сил никаких нет. Парень протягивает свои руки и замечает, как они дрожат. Его всего трясёт. По телу разливается слабость, но всё равно упрямо дотягивается до ладони отца и заключает её в свои. Какое счастье ощущать, что она всё такая же тёплая.
- Привет, пап. Это снова я, Сейджи. Твой любящий и всегда оптимистичный сын.
Он гладит большим пальцем тыльную сторону ладони и вглядывается в неподвижное лицо, чтобы через минуту отвернуться.
- Сегодня у меня не случилось ничего необычного. Всё, как и прежде. Друзья влипают в небольшие неприятности, а я им помогаю. Скоро очередная важная игра с… Чёрт! – вдруг ругается он. – Врач, да и Кристина твердят, что тебе нужны положительные эмоции… Мол, это помогает… Говорят, что не стоит тебя лишний раз беспокоить. А как быть мне!? Кто побеспокоиться обо мне? Я уже не могу держать всё в себе!
Сейджи замолкает. Он утыкается лбом в руку отца и тяжело вздыхает.
- Извини. Я не знаю ни о каких играх с другими школами. Я ушёл из команды. Да, баскетбол отличная игра. Хоть ростом я и не вышел, но ты же знаешь, прыгаю я очень высоко, а мои броски всегда попадают в цель. Да… - даже вымученная улыбка сходит с лица. – Попадали… - вновь тяжёлый вздох. – Теперь я лишь помеха для своей команды. От меня больше нет никакой пользы.
Довольно долго Сейджи молчит, собираясь с мыслями. Он не хочет завершать разговор и слушать тишину. Он ненавидит тишину.
- Но я не волнуюсь об этом, - старается придать голосу хоть немного ободряющих ноток. – Баскетбол с его тренировками и соревнованиями отнимали уйму времени, и я не мог нормально работать. Ну да, ты же не знаешь… Прости, как-то к слову не приходилось. В общем, я устроился на работу, чтобы оплачивать счета. Нет, ты не беспокойся, школу не пропускаю, - тут же начинает оправдываться. – Там график очень даже хороший. Наверное, ты будешь рад услышать, что моё поведение улучшилось. Я не могу нарываться на дополнительные часы, если хочу успеть на работу.
Хотелось рассказать о многом. Было столько всего, но не хватало слов. Не удавалось упорядочить события в голове, чтобы излагать по порядку.
- Кажется, я говорил про друзей. Они… они действительно вляпываются в неприятности. Ты даже не представляешь в какие. Надеюсь, удача и дальше будет на их стороне. Ты правильно всё расслышал: «на их стороне». Потому что, похоже, я для них пустое место. Меня никто не слушает. Когда я говорю, что есть менее рискованный план, чем тот, что придумал Эрик, они не слушают. Для них скорость важнее надёжности. Бывает, приходят за советом, а делают всё в точности да наоборот. Они говорят, что ничего не боятся, ведь они оборотни. Говорят, что легко исцелятся. Но о каком исцелении будет идти речь, если им отсекут голову, пробьют сердце или вообще расчленят? Об этом вообще никто из них не думает! Бояться и опасаться – это прерогатива Сейджи. Он же никчёмный человек, который только и может, что мешаться под ногами. Я… я совсем им не нужен.
За весь день он не произнес столько слов, сколько сейчас. За эти четыре месяца он многое пересмотрел в своей жизни.
- Пап, мне так тяжело… Я устал! Понимаешь, устал! Возвращайся скорее ко мне. Я буду разрешать тебе есть вредную еду раз… нет, два раза в месяц! Не буду ругать, если увижу со стаканом виски. Мне тебя не хватает… Очень… Правда…
Он поворачивает голову и смотрит на отца сквозь пелену слёз.
- Хватит тут разлёживаться. В участке без тебя совсем беда. Они ничего не успевают делать. Не хватает твоего чёткого руководства.
Слёзы льются не переставая. Сейджи даже не пытается их стирать – не от кого прятать.
- Пап, я люблю тебя. Не покидай меня, прошу. Я не хочу оставаться один. Пожалуйста… пожалуйста, очнись.
- Сейджи, - он и не заметил, как Кристина вошла в палату.
- Да, миссис Лим? – юноша отнял голову от руки отца и вытер слёзы.
- Я же просила называть меня по имени.
- Простите… Кристина. Вы что-то хотели?
- Только сказать, что уже поздно. Иди домой. Твоя смена закончилась час назад.
- Да… Да, точно. Домой…