Агент Терранской Империи

У меня всегда было ощущение ненужности. Оно преследует меня с детства, с той самой минуты, когда я шла по улице в красивом разноцветном платье с мороженым в руках и казалась сама себе такой красивой и необыкновенной в своем наряде.

Был солнечный день, жаркий и веселый: потому что мама впервые за долгое время решила отвести меня в парк аттракционов. Я бежала вприпрыжку, мечтая, как буду кружиться на «Колокольчике», а потом долго раскачиваться на «Лошадке». Я так замечталась, что не заметила большого камня, о который споткнулась и полетела на землю, лицом вниз, разбив нос и нижнюю губу. Мороженое отлетело в сторону, и его тут же растоптала толпа прохожих. Не помню, сколько я так пролежала, но я точно помню, что не плакала. Я помню это очень хорошо, потому что уже тогда, в свои пять лет, я точно знала, что никто меня не пожалеет, и смысла лить слезы не было.

Я услышала стук маминых каблуков и резкий толчок, меня подхватили мужские руки и поставили на землю.

– Твою мать! Ты под ноги смотреть будешь или нет? – закричала моя мать, глядя на разорванный подол нового платья и мои разбитые коленки.

Я молчала, внутренне сжавшись от ужаса. «Она сейчас ударит, она сейчас ударит», - только эта мысль проносилась у меня в голове, пока я смотрела на яркую модную заплатку на джинсах очередного маминого «друга», который направлялся с нами в парк.

– Ты глухая? Я кого спрашиваю? – продолжала кричать мать, и я видела удивленные и любопытные взгляды прохожих, смотрящих на сцену, разыгрываемую моей матерью. – Ты рукожопая? Или ногожопая? Надо было лучше ремнем тебя пороть, чтобы ты зенки разевала шире и смотрела под ноги!

Моя мать продолжала кричать, обзывая меня по-разному, но я все равно не плакала. Я привыкла. Когда мать была трезвой, она была особенно злой, а когда напивалась, становилась добрей до тех пор, пока не впадала в отключку.

Разумеется, в тот день ни в какой парк аттракционов мы не пошли, а пошли домой, а мать со своим ухажером по пути зашли в гастроном и купили бутылку водки и две банки шпротов.

Дома меня поставили в угол, и я так стояла до самой темноты, не смея сдвинуться с места. Мать пила на кухне со своим новым другом, громко хохоча, потом она долго стонала на кухне, а дядя Витя пыхтел, и к этому я тоже привыкла. Я слушала это почти ежедневно, только вместо дяди Вити был то дядя Славик, то дядя Жора, а то и вообще соседский мальчишка лет шестнадцати, купивший по просьбе матери бутылку пива для опохмела.

Таким было мое детство, и я пыталась найти радостные моменты во всем: в куклах, которых мне дарили мамины приятели, в походах в парк, редких, но запоминающихся, в поездках к бабушке в деревню, где я гуляла целый день и никто не лупил меня ремнем.